— Я искал Вас, чтобы еще раз напомнить о нашем договоре.
— Разве я и мои джигиты нарушили его.
— Да! И вы это хорошо знаете.
— Я еще раз напомню то, о чем мы клялись на Коране.
— Кишлак Торпакту по договору должен выставлять вооруженный отряд до ста человек. По письменному уведомлению главы исламского комитета. Приказов на этот счет не поступало. Кроме того, небольшой отряд борцов за веру, который возглавляю я, должен постоянно обстреливать транспортные колонны русских, мешать их продвижению через перевал. Вон там, — Худайкул показал рукой в сторону пропасти семь сожженных машин, можете пересчитать.
— Наша община свою часть договора выполняет. Дальше в договоре ваши обязанности таксыр. Вы обязались обходить Торпакту стороной и никогда, ни под каким предлогом в наш кишлак не заходить. Вы обязались не причинять вреда нашим полям. Вы обязались не чинить препятствий дехканам и торговцам, которые в базарный день направляются в город. И что же в итоге?
В нарушении договора Ваши нукеры напали на кишлак и увели с собой трех наших джигитов, сожгли школу, расправились с учителем.
Когда мой отец — старшина кишлака — довел этот кощунственный факт до председателя исламского комитета, ваши воины, словно в отместку, начали нападать и грабить наши караваны. Один из ваших людей был убит при попытке поджечь готовую для уборки пшеницу…
Худайкул говорил все это спокойно, но по его глазам, в которых бесились отблески костра, чувствовалась, что внутренне он кипит от бешенства к клятвопреступнику.
— Но я не давал распоряжений, которые бы противоречили нашему договору, — глухо, без тени волнения, ответил тот, кого Худайкул называл таксиром. Не торопись, дай мне разобраться во всем. Скажи, чем ты можешь доказать что на кишлак напали мои люди?
— Пусть об этом расскажет Ваш подручный, Тульки.[21] Этого лиса и в кишлаке и на караванной тропе многие запомнили.
— Тульки, — позвал своего помощника курбаши, но тот, растворившись в чернильно-черной ночи, молчал.
— Ах, этот родственник шакала, сын волчицы, как он посмел нарушать наш договор? — топал ногами таксыр, искренне изображая праведный гнев.
— Он не уйдет от возмездия, я его примерно накажу, — пообещал курбаши Худайкулу.
Но тот уже не верил ни единому его слову, и нисколько не сдерживаясь, прямо заявил:
— Если еще раз Вы или Ваши люди посмеете потревожить кишлак, я клянусь Аллахом, поверну оружие против Вас. С разбойниками и клятвопреступниками у нас хватит силы разделаться самостоятельно, а остальное — в руках божьих.
На этой высокой ноте и закончилась встреча главарей двух формирований моджахедов.