— До сих пор это будет продолжаться? Душманы жгут дома, убивают дехкан, насилуют их жен и дочерей, а те вместо того, чтобы взять в руки оружие и защищаться, пополняют банды, снабжают их всем необходимым, даже своих детей им отдают. Если можешь, объясни мне, почему? — с болью в голосе спросил у меня афганец.
— Мне трудно объяснить тебе причины побуждающие крестьян подчиняться бандитам. Ведь на протяжении многих веков они привыкли безропотно переносить насилие. Раз новая власть не может защитить их от душманов, значит главари банд для них власть на местах. Нужно время и реальные победы новой власти…
— Да, ты прав. Но прав в общем, а не в частности. Да я терпел насилие, но в отличие от отца, с юности, всей душей ненавидел своих хозяев. И когда появилась возможность выплеснуть пожар ненависти на обидчиков, я его выпустил в самом буквальном смысле слова. Когда, там за границей мы поджигали усадьбу богатея, я понял, что выбрал опасный, но верный путь. Возвратившись на родину, снова гнуть спину на местных хозяев я уже не смог. Оставив отцу все, что смог за границей заработать, ушел в город.
Работал на хлопкоперерабатывающей фабрике. Там познакомился с хорошими людьми, которые открыли мне глаза на существующее в странах разделение на богатых и бедных.
Однажды, когда я в очередной раз приехал домой, чтобы навестить родителей, рассказал отцу о сути происходящей в мире борьбы между, богатыми и бедными. Отец только недоверчиво, с опаской посмотрел на меня и ничего не сказав, отвернулся. На другой день пришел мулла, чтобы изгнать из моего тела беса. После этого дехкане проходили мимо меня, будто не замечая. Ты прав, старшему поколению трудно понять наше стремление к лучшей жизни, — Сахиб замолчал. На лице его всегда добродушно-радостном снова угнездилась печаль.
Внезапно послышалась зажигательная горская музыка. Мы, как по команде повернули головы в сторону колоны. Там, в тени огромной шелковицы, весело и беззаботно отплясывали замысловатые «па» два афганских бойца. Ноги танцоров в такт музыке с незаметной для глаз быстротой, семенили по земле. Притягивали взгляд руки, которые уподобясь огромным орлиным крыльям плавно опускались, то резко взмывали вверх, и казалось, что плясуны вот-вот оторваться от земли и взмоют в поднебесье к своим заоблачным сородичам.
— Не удивляйся, Виктор. Вокруг слезы, кровь, война, в конце концов, а они танцуют. В этом весь характер афганца. Лишь только наступает затишье, будь то после посевной или жатвы, а то и после боя, афганец, танцуя, отходит душой от повседневных забот, чтобы потом с удвоенной силой делать свое дело — мирное или ратное.