Многотысячный сход утвердил достигнутые договоренности и превратился вскоре в стихийный митинг.
Я впервые был в президиуме такого многочисленного собрания, и, видя множество дружественных улыбок простых афганцев, искренне думал, о том, что все, что мы здесь делаем — во благо народа. Что после таких митингов у нас не может быть здесь врагов. Но это было заблуждением. Когда я спустился вниз, чтобы поближе пообщаться с народом, то заметил, что за мной, словно тень ходит рослый детина с автоматом на изготовку. Куда бы я не шел, он неотступно следовал за мной. Перед тем, как уезжать в Меймене я, спросил у одного из хадовцев, кто это? Тот, взглянув в сторону, где стоял детина, ни сколько не удивившись, сказал, что это телохранитель одного из влиятельных полевых командиров, который наказал своему нукеру охранять советника, как зеницу ока.
— А что, кто-то мог на меня сегодня, в такой торжественный для всех день, покушаться?
— А как же, — не задумываясь, ответил офицер, — после сегодняшнего митинга у нас появилось еще больше недоброжелателей, которые готовы на все!
Вспоминая годы, проведенные в Афганистане, хочу отметить, что здесь у меня появилось очень много новых друзей. Особенно среди афганцев. Наверное поэтому, когда в 1988 году, в провинции Фарьяб активизировали свою деятельность антиправительственные силы, меня вновь направили в Меймене. Опираясь на помощь афганских друзей, совместно с ХАДом, царандоем, подразделениями ОКСВА и пограничников нам удалось стабилизировать обстановку, которая продержалась здесь почти до самого вывода наших войск из Афганистана.
То, что меня и многих наших советников афганцы помнили и доверяли, для меня самая дорогая награда. Значит, многое из того, что мы успели здесь сделать пошло на благо афганскому народу. Значит, не зря мы были здесь!
21 февраля 1982 года. Узбекская ССР. Город Ташкент.
Меня и еще четырех офицеров ММГ вызвал к себе в землянку майор Калинин и тоном, не терпящим возражение, приказал:
— Завтра едете в отпуск. Утром будут вертолеты, так, что собирайтесь.
А что здесь собираться? Нехитрая «афганская» форма была на нас, парадные мундиры здесь просто не были предусмотрены.
Ташкентский аэропорт встретил меня многоязычной разноголосицей и длинными очередями у касс. До Алма-Аты, где тогда жила моя семья, рукой подать, а билетов нет, и в ближайшую неделю они не предвиделись. Так, во всяком случае, мне заявили в справочной.
На удивление весь аэропортовский персонал почему-то составляли одни мужчины. Я замечал на себе их внимательные, оценивающие взгляды. Без труда определив по моей форме и раннему загару откуда я прибыл, один из них прямо предложил: