- Хочу в твою компанию.
- Нельзя.
- Но ежели у тебя нет мужичка…
- У меня никого нет. Да почему это я перед вами отчитываюсь!
- Не передо мной, а перед Романычем. Думаешь, он просто так удалился, глянь, дверцу не закрыл. Подслушивает.
Петр Романович захохотал и крикнул:
- Так удалитесь от моего кабинета!
- От его кабинета, слыхала? Наш философ безупречен и безгрешен, правда, Петь?
- Смотри, уши надеру!
- Поздно, братец. Я вырос.
Наконец, по требованию Вареньки («переодеться надо, тороплюсь»), братец ушел. Недалеко, как и предположил Петр Романович, перебравшийся на кухню, откуда просматривался двор и сквозил не чад катастрофы, а дух цветущих лип. Под старым деревом стоял Поль, рассматривая синий сверкающий «Мерседес». Тут появилась она в изумрудно-зеленом платье с пояском в виде золотой цепочки (излишний шик, для такой красоты оправа нужна невинно-скромная), рыжие волосы заплетены в косу — корона вкруг головы; обернулась неожиданно, застигнув врасплох молодого (но не молоденького) небритого интеллектуала в окне. Петр не отпрянул, достойно выдержав быстрый взгляд. Ребята кратко переговорили, Варенька села за руль и покатила в тоннельчик на улицу (а юноша, точно телохранитель возле колесницы госпожи, бежал рядом, держась рукой за нижнюю рамку бокового окошечка), укатила на том самом банально-богатом «мерсе». Скажите на милость, где ж водятся те «отцы, которых мы должны принять за образцы»?
Он так задумался, что не вдруг услыхал длинный звонок в дверь. Сосед, через другую стенку, Иван Ильич Подземельный — медик со «скорой помощи». «Закоренелый разведенец» (его собственное выражение) правду жизни искал на дне стакана и принес фляжку спирта. «Чистейший, Петь, девяностоградусный, впрочем, мною уже разбавленный. Давненько мы с тобой не гудели». Петр Романович вообще не помнил, чтоб когда-нибудь с соседом «гудел», насторожился — неспроста пришел! — и тут же обозначил рамки визита: полчаса, работа, мол, срочная.
— Работа, — повторил
Подземельный с горечью, усаживаясь за кухонный стол. — Я лично сгорел на работе. Что от меня осталось к пятидесяти?.. Стопочки, Петя, и что- нибудь. О, огурчики-помидорчики и сальце. самое оно!
- Взрыв сейчас видели?
Медик кивнул.
- Рассчитал наверняка. Суицид. Ты помнишь, какой сегодня день?
- Восьмое июля, четверг.
- Ну, поднапрягись! Отец твой умер, девять лет тому. Между прочим, у меня на руках.
- Он умер шестого. — Петр Романович помолчал. — У меня на руках.
- Ну, стало быть, сегодня хоронили. У меня ж профессиональная память. Помянем.
Петр Романович доверчиво принял стограммовую стопку и какое-то время говорить не мог.