Никогда не угаснет (Шкаровская) - страница 32
Черепок исподлобья посмотрел на Симу и пробормотал:
— Ясно. — Помолчав, он добавил: — Подумаешь, мне «очень хорошо» получить — раз плюнуть. Я способный, не то, что она. — И снова кивнул головой в сторону Инки.
Он сел на место. Началось обсуждение программы живгазеты.
Постановили: подготовить коллективный монтаж, несколько пирамид и поставить пьесу «Красные дьяволята». Всей группой пошли провожать Симу. Дальше всех по одной дороге с ней — Инке. Она обрадовалась, когда все разошлись и они остались с Симой вдвоём.
— Ох, Инка, — устало проговорила Сима. — Через два дня у меня экзамен по диамату. Буду сидеть всю ночь напролёт, и завтра всю ночь, а потом уж отосплюсь.
Инка внимательно смотрит на девушку и только теперь замечает, как впали у неё щёки и усталость синевой залегла под глазами. Волна горячей любви к Симе охватывает девочку. Как она хочет быть похожей на Симу! Работать на заводе и учиться на рабфаке! Как хочет сидеть одну-другую ночь напролёт, учить диамат, а потом отоспаться…
…А вот и Ново-Жилянская улица, деревянный, покосившийся домик. Окна приходятся почти вровень с землёй. За домом течёт узкая мутная речонка Лыбедь.
— Знаешь что. Инка? — сказала Сима. — Я должна взять дома книжку и отнести её в библиотеку. Если хочешь — зайдём ко мне на минутку, а потом я тебя почти до дома провожу.
Вся Симина семья в сборе. Мама, старенькая бабушка и две сестрички сидят за столом и обедают.
— Симочка пришла! — в один голос восклицают девочки. Инка оглядывает комнату. Бедно, даже убого, но чистота необычайная, нигде ни пылинки, на окнах белоснежные марлевые занавески. И вдруг удивлённый взгляд девочки останавливается на иконе, висящей в углу, над кроватью.
— Это мамина половина комнаты, — перехватив её взгляд, объяснила Сима, — а вот мой кабинет.
В Симином «кабинете» стоит кухонный столик, покрытый чистой газетой, на нём аккуратной стопкой лежат книги, а на стенке висит портрет Карла Маркса. Карл Маркс смотрит на Николая-чудотворца, а Николай-чудотворец на Карла Маркса.
Однажды, — это было несколько лет тому назад, вскоре после того, как Сима поступила на завод и её избрали в бюро цехячейки, — она пришла домой. Поставила в угол табуретку, сняла икону и хотела было отнести её на чердак. Но в это время вошла Матрёна Ивановна — Симина мать. Она ничего не сказала дочери, но в глазах матери девушка прочитала такое страдание, что у неё не хватило решимости довести дело до конца. Она снова стала на табуретку и повесила икону на место.
— Я не могла маме такое горе причинить. Понимаешь, Инка, — тихо сказала Сима, когда они вышли из дому.