— Димка, — тихо говорит Инна, — ты представляешь, если бы Липа увидела эту пару? Она бы лопнула от смеха!
— Семь, восемь, девять, — продолжает считать девочка. Но тут взгляд её задерживается на часах. Ну и часы! Нужно будет подробно рассказать о них Липе. Часы представляют собой высокий, чуть ли не до потолка шкаф, похожий на башню, весь в инкрустациях. И дверца есть. Вот если бы незаметно войти туда и по своему усмотрению переводить стрелки! Со слов Сони Инка знает, что их семья занимает всю квартиру. Кроме этого самого «зало», есть спальня, столовая, Сонина комната, которая называется «детской». А у Акима Марковича, хотя он едва умеет расписаться, есть отдельный кабинет. По вечерам он сидит в кабинете, пьёт чай и делает вид, что читает газету.
Инка берёт наполеон и осторожно откусывает маленький кусочек. Дима принимается за паштет.
— Слыхали? — спрашивает дама — лиловое облако. — Скоро весь керосин в Англию пойдёт!
— Что вы говорите?! Этого ещё не хватало! — дамы обмахиваются веерами, мужчины беспокойно переглядываются.
— И соли не будет! Даже на лекарство! Если вы захотите достать щепотку соли — вы её не найдёте!
Инка выпивает рюмку красной вишнёвки. Голова у неё начинает болеть ещё сильнее. Круги плывут перед глазами. Гости кричат все вместе, размахивая вилками и рюмками.
— Слава богу, дожили!
— Повторяется девятнадцатый год!
— Мы ещё будем овёс жевать, не волнуйтесь! — перекрикивает гостей Аким Маркович.
Хрустальная рюмка на тонкой ножке, стоящая перед Соней, со звоном падает на пол.
— Замолчи сейчас же! — Соня вскакивает. На щеках её вспыхивают два маленьких красных пятнышка. Пятнышки делаются всё больше, прозрачные глаза девочки темнеют.
— Стыдно врать… стыдно! — задыхаясь, повторяет она. — У нас девать некуда керосин! Мы можем им всю Европу залить. Нам вожатый рассказывал…
За столом становится тихо. Гости растерянно переглядываются, не зная, что сказать. Аким Маркович вскакивает, упирается короткими руками в бока. Поза у него такая, словно он собирается начать отплясывать казачок.
— Ха, ха, ха… Посмотрите на мою умную дочку! Может быть, хлебом мы тоже можем завалить всю Европу?
Соня молчит.
А Дима отодвигает в сторону паштет и вдруг встаёт из-за стола — маленький, узкогрудый, в юнгштурмовке, которая свободно болтается на нём.
— Послушайте, вы!.. — подняв правую бровь, начинает Дима.
Он всего лишь двенадцатилетний мальчик, ученик шестой группы трудшколы, а перед ним сидят двадцать нэпманов — жирных, отъевшихся, злобствующих… На миг Димка теряется. Но только на миг.
Одёрнув юнгштурмовскую гимнастёрку и слегка побледнев, он кричит: