Пита бродила по саду, пока не наступили сумерки и не сгустился туман, сквозь который проглядывал молодой месяц, украсивший вечернее небо. Она с грустью покидала розарий, который был ее любимым местом в этих владениях. Очевидно, она всегда будет вспоминать его и лестницу, что ведет на террасу, откуда видны развалины старого аббатства.
Майк не раз рассказывал ей обо всем этом, и теперь, возможно, когда она за короткое время прониклась духом поместья, это стало главной причиной тяжести на душе. Жаль было расставаться с этим домом. А расстаться придется. Ее ждут новые места, новые впечатления, новые знакомства…
— Если вы можете бродить по саду в ночное время, в густом тумане, в легком ситцевом платье и босоножках, то от вас нечего ждать разумных поступков! — Перед девушкой неожиданно вырос из тумана ее покровитель. Коснувшись ее плеча, он нахмурился: оно было влажным. — Так я и знал! Туман в этих местах нельзя сбрасывать со счетов, пора бы вам уже привыкнуть. Вы можете схватить пневмонию, хотя вам, вероятно, это и в голову не приходило.
— Не приходило, — призналась Пита. — Я не привыкла кутаться, просто чтобы пройтись по саду, и я не думаю, что такая влажность сильно мне повредит.
— Ладно, посмотрим, — ответил он мрачно. — А пока пройдемте в дом. И выпейте хереса, а то вы так бледны, что похожи на привидение.
— Сказать по правде, я прощалась с садом, — ответила Пита. — Я решила ехать во Флоренцию с миссис Рамбольд и маленьким Полом. Мне надо позвонить ей сегодня вечером и объявить о своем решении.
— Замечательно, — ответил Вентворт таким тоном, словно говорил против воли. — Просто замечательно! А я все ждал, когда вы решите ехать или остаться, не желая оказывать на вас давление. Мне было любопытно наблюдать за вашими колебаниями. Я заметил, что это место по каким-то причинам для вас привлекательно, но что ваше сердце принадлежит континенту. Тому, кто знаком с колоритными континентальными городами, курортами и всякое такое, наши края не кажутся особенно притягательными. Опять же и я не очень похож на Майка. Как бы там ни было, так не могло долго продолжаться.
Они вошли в холл, потом Джеффри отворил дверь в библиотеку, приблизился к буфету, достал бутылку хереса, разлил по бокалам золотистую жидкость и вручил один из них Пите. На лице его отразилась усмешка, а глаза почему-то остались холодными.
— Как вам расскажет миссис Рамбольд, а возможно, уже рассказала, я — закоренелый холостяк и терпеть не могу, когда нарушается уклад моей спокойной жизни. Ни одна женщина никогда не имела на меня никакого влияния, и хотя я готов был взять на себя ответственность за воспитание маленькой девочки — ее можно было препоручить заботам няни, — но обеспечивать достойное существование молодой женщине — совсем другое и совершенно нелепое дело для человека с налаженным бытом и укоренившимися привычками. И теперь, поскольку с меня скоро спадет бремя ответственности, я готов сообщить, что один факт вашего появления с самого начала принес мне неприятные заботы… — Он быстро выпил хереса и налил себе снова. — Но теперь, к счастью, я смогу отдохнуть, и оба мы скоро забудем этот не очень приятный период. Думаю, вы прекрасно поладите с миссис Рамбольд.