Она села рядом с Лючио на кровать, положила руку на его содрогавшиеся плечи. Другой рукой она поймала взметнувшийся кулачок и твердо, но спокойно положила его мальчику на колени.
— Все хорошо, Лючио, — сказала она тихим голосом. — Тебе страшно. Ты в отчаянии. Но все это хорошо. — (Лючио напрягся, тело его по-прежнему дрожало.) — И тебе не надо останавливаться. Ты весь дрожишь, ну и пусть. Ты плачешь — и это хорошо.
Аллегра чувствовала на себе взгляд Стефано и понимала, что говорит эти слова не только Лючио, но и себе.
Она продолжала тихо говорить слова одобрения, гася эмоции, бурлившие в мальчике, пока он не приник к ее плечу и не стал засыпать. В последний момент, перед тем как окончательно уснуть, он открыл глаза и прямо взглянул Аллегре в лицо.
— Я видел, — прошептал он еле слышно. — Я видел и убежал.
Аллегра застыла в шоке, а Лючио крепко уснул. Бьянка прижала его к себе, беззвучно рыдая.
— Он заговорил, — прошептала Бьянка, округлив глаза. — Он заговорил. Что он сказал? Он… он?.. — голос ее сорвался.
— Это шаг в правильном направлении, — сказала ей Аллегра. — Это хорошо.
Она повернулась к двери, ожидая увидеть Стефано, его облегченную улыбку, но тот уже ушел.
Аллегра медленно побрела по коридору, ощущая боль каждой клеточкой тела, каждой частицей души.
У Лючио начался процесс выздоровления. Ей надо увидеть Стефано и поговорить с ним о том, что произошло.
Внизу его не было; комнаты были темны и пусты. Она заглянула в студию и увидела разбросанные на полу кисточки и разбитый стакан.
После минутного колебания она пошла в другой конец коридора и в нерешительности остановилась перед закрытой дверью его спальни. Наконец постучала в дверь.
Прошла долгая тяжелая секунда, и Стефано открыл дверь. Сердце Аллегры упало, когда она его увидела. Это выражение лица было хорошо ей знакомо, и она ненавидела его.
Он едва заметно улыбнулся, глаза его были непроницаемыми.
— Стефано…
— С Лючио все в порядке? — спросил он, и она кивнула.
— Я понимаю, что это тяжело видеть, но освобождение подавленных эмоций — шаг в правильном направлении.
— Сегодня вечер катарсиса для всех, — согласился он со знакомой, едва заметной улыбкой, которая говорила о многом. Не подходи ко мне.
— Стефано… — (Он ждал, подняв брови, положив руку на дверной косяк и перегораживая ей вход.) — Можно мне войти?
— Думаю, не стоит.
— Почему ты не пускаешь меня? — спросила она и услышала боль в своем голосе.
— То, что произошло между нами, было ошибкой. И это не должно… — Он помедлил, и она воспользовалась паузой.
— Мы злились, — тихо сказала она. — И это было неправильно. Я знаю, но…