Бэррас…
Об этом родовитом шотландце она тоже предпочитала не думать, хотя и по иной причине. Он смотрел на нее так, словно хотел до нее дотронуться. Даже сейчас ее тело пронизала дрожь из-за одного только воспоминания о том, как его взгляд скользил по ее фигуре, медленный и внимательный. При этом его глаза сужались, а губы жадно сжимались. Какое-то странное чувство шевельнулось у нее внутри и заставило сердце биться быстрее, хоть ей и не удавалось понять, что же это такое. Может быть, это всего лишь уловка, чтобы не думать о том горе, которое постоянно готово было овладеть всем ее существом?
Ей было стыдно, что она так себя вела. Нехорошо это, неправильно. Чувство вины начало стремительно разрушать тот щит, которым она оградила себя, стараясь увериться в том, что ничего дурного не делает. Ну что ж, насчет «ничего» она была права. Этот недостаток необходимо было поскорее исправить. Гроза нетерпеливо ударила копытом. Кобыла привыкла к тому, что Джемма каждое утро приходит, чтобы поездить верхом.
— Не сейчас, подруга. Может, чуть позже.
Повернувшись, Джемма решительно выпрямила спину. Конюхи взирали на нее с явным недоумением, но она спокойно отправилась обратно в замок.
В воздухе уже ощущалось дыхание осени, шла уборка урожая. Работы было сколько угодно для всех — от малышей до стариков. В кладовые аккуратно укладывали орехи, коренья и зерно. В полях связывали в снопы ячмень, который молотили цепами, провеивали на замковом дворе и складывали в мешки, которые женщины зашивали, чтобы хранить до зимы. В основном это поручалось совсем молоденьким девчушкам, чтобы они учились работать иглой.
Мужчины приносили в замок морковь и лук в больших корзинах на лямке. Тыквы созреют чуть позже. А сейчас, в ясную погоду, детей отправляли в лес за ягодами. Пока солнце оставалось на небе, все трудились, чтобы заполнить кладовые до начала зимы.
— Наверное, я к старости ослепла: глаза меня обманывают!
Мейтленд Митчелл прислуживала в замке Эмбер-Хилл с тех пор, как научилась ходить. Под взглядом этой женщины Джемма почувствовала, как ее щеки начинают жарко пылать от стыда. Устремив на нее суровый взгляд, Мейтленд вытирала руки о свой фартук. На куске старой ткани уже было немало пятен, говоривших о том, что Мейтленд с раннего утра загружала себя работой. Джемма прекрасно знала, что, когда та утром только надела фартук, он был совершенно чистым.
— Глазам можешь верить, как и раньше. Стараюсь держать себя в руках, не поддаваться горю.
Лицо пожилой женщины смягчилось, а взгляд стал теплым.
— Ну, похоже, что вы пришли в себя, так что больше говорить не о чем. Пришла беда — куда от нее денешься? Я никогда не сомневалась в том, что вы поймете, что надо жить дальше. Лишние руки будут очень кстати. У нас много дел: вчера вечером на склонах уже видели изморозь.