И мне показалось по его голосу, что он сердится, и это было странно, потому что до этого он говорил совсем не сердито.
Папа подошел ко мне и сказал:
— Все в порядке. Я отнес Нила в «скорую помощь». Он поправится.
А дяде Стэну он ничего не сказал.
Я села и стала смотреть на руки.
— Ладно, дальше вы сами разберетесь, — сказал полицейский. Посмотрел с подозрением на дядю Стэна, потом повернулся к папе: — Никуда не уезжайте, Макферсон. Нам может понадобиться в ближайшее время еще раз взять у вас показания.
Женщина сказала:
— Кстати, этот забор не соответствует никаким нормам безопасности.
Папа проводил полицейских. Вернувшись в кухню, он бросил свитер в стиральную машину. Дядя Стэн сказал:
— Джон, нам нужно поговорить.
Папа сказал:
— Я понимаю, как все это выглядит, но я тебя уверяю, на самом деле все совсем не так.
Дядя Стэн сказал:
— Да что не так? Ты вот это-то видел? — Он указал в сторону палисадника. — И это, — он указал на топор, — и до чего ты довел ребенка, и как, прости господи, этот парень попал под машину? Что происходит, Джон? И почему мы ничего об этом не знаем?
Папа сказал:
— Спасибо, Стэн, что пришел, но сегодня я больше не в состоянии ни о чем говорить. Нам придется отложить разговор на потом.
Они посмотрели друг на друга. Потом дядя Стэн вдруг втянул воздух, положил руку мне на макушку и сказал:
— Ну ладно. Спокойной ночи, зайчонок. Теперь все будет хорошо.
Он взял ключи от машины и пошел вслед за папой к двери. Я слышала — перед тем как выйти, он сказал снова:
— Нам нужно поговорить.
А папа ответил:
— Не сейчас.
Потом я услышала, как захлопнулась калитка, а потом входная дверь, и папа вернулся в кухню.
Глаза у него были очень яркими и очень темными. Он пододвинул стул, сел передо мной, положил руки на колени. И сказал:
— Я вижу, ты очень перепугалась. Прости меня. Я гнался за Нилом Льюисом и другими мальчишками, Нил побежал через дорогу. Я ему ничего не делал. В полиции это знают. Нил в больнице. Его обязательно вылечат.
Но я так и не посмотрела на него, тогда он громко вдохнул и сказал:
— Прости меня, Джудит. Прости, пожалуйста. Я не должен был выходить. Но сделанного не воротишь. — Он поднял руки, потом уронил обратно на колени. Потом встал. — Ладно, пора спать.
Он приготовил мне грелку, как тогда, когда я была маленькой, и сказал:
— Идем.
Мы вместе поднялись наверх, он положил грелку мне в постель, я легла. Он сел на край кровати. Я посмотрела в окно и порадовалась, что темно и папа не видит моих глаз.
За оконным переплетом сияли миллионы звезд, свет лился из них, будто они были дырочками в куске материи, за которой скрывалось что-то удивительное. Я хотела заговорить, но сразу не смогла, потому что в горле все сжалось. Я ждала. Уже решила — не смогу, но тут горло отпустило, и я сказала: