Когда я проснулась, было утро. Воздух был неподвижен и тяжел. Он прижимался ко мне, будто одеяло, и одеяло это было холодным. Я вылезла из кровати. Отдернула занавеску. И мир снаружи оказался белым.
Первое чудо
Я смотрела на снег и гадала, снится мне он или нет. Только эти дома были не из картона, а эти люди — не из глины: мистер Нисдон пытался завести машину, миссис Эндрюс высовывалась из-за занавески, малышня лепила снежную бабу, пес из двадцать девятого дома задирал лапу у одного сугроба и бежал к следующему. Я моргнула, но картинка никуда не делась. Я ущипнула себя — вышло больно. Я села на кровати, посмотрела на коленки. Потом встала, еще раз посмотрела в окно. Потом оделась, побежала вниз и открыла входную дверь.
Снег был не из хлопковых тряпочек, не из чистилок и не из салфеток. Он был настоящим. Я повернула лицо к небу. Белизна залепила глаза и губы. Холод обхватил меня точно молчание. Я вернулась в дом.
Грохнула задняя дверь, в кухню вошел папа. Щеки у него были красными, усы топорщились. Он поставил на пол ведро с углем и налил себе чаю.
— Оденься потеплее, — сказал он. — Будет холодно, пока дом не прогреется.
— Ты не пойдешь на работу? — спросила я.
— Какая работа? — ответил он. — На заводе вырубили электричество. А ты не пойдешь в школу. Дороги закрыли; даже грейдер и тот застрял.
И тогда я села за стол и сидела совсем тихо, потому что внутри что-то жужжало. А папа говорил:
— В жизни такого не видел. Уж всяко не в октябре.
А мне казалось, что он где-то далеко, а все вокруг новое и незнакомое — позвякивание печной заглушки, бряканье кочерги, шипение и бульканье каши. Я стояла на каком-то высоком месте, и спускаться мне не хотелось. Хотелось подняться еще выше. Я сказала:
— Может, снег — это знак конца! Вот было бы изумительно.
Папа сказал:
— Если тут что и есть изумительного, так то, что у нас завтрак стынет.
Он поставил на стол две тарелки с кашей, сел и склонил голову. И сказал:
— Благодарим Тебя за эту пищу, что дает нам силы, благодарим за новый день нашей жизни, и да употребим мы его на разумные дела.
— А еще благодарим за снег, — сказала я про себя, вытянула руку и положила поверх папиной.
А он сказал:
— Именем Иисуса Христа, аминь. — Убрал руку и сказал: — Во время молитвы нужно сосредоточиваться.
— А я и сосредоточилась, — сказала я и спрятала руку в рукав.
— Ешь, — сказал папа. — Хочу успеть в магазин, пока не раскупили весь хлеб.
Мы надели теплые пальто и резиновые сапоги. Пошли по дороге, по розовому следу, оставленному грейдером. Снег больше не падал; небо сделалось ослепительным, во всех окнах блестело солнце. Все, что обычно попадалось на пути, — собачьи какашки, окурки, жвачка, плевки — исчезло. Машины накрылись снежными одеялами. Вокруг ничего не было — только люди несли мешки с продуктами, или разгребали снег, или дули на ладони.