Клайв кивнул кому-то на другой стороне улицы. Выпустил еще немного воздуха. Но так и не взглянул на папу.
Папа сказал:
— Оставить тебе брошюрку, где обо всем этом рассказано подробнее?
Клайв целую минуту не делал вообще ничего. Потом покачал головой, очень медленно, из стороны в сторону.
Папа сказал:
— Ну что же. Поговорим об этом в другой раз.
Клайв хмыкнул, снял руку с косяка и закрыл дверь.
— Сатана ослепил их разум, — сказал папа, когда мы шли к калитке.
Мы дошли до конца улицы по одной стороне и перебрались на другую. Было без десяти двенадцать. Я уже сильно надеялась, что все получится. Если только еще хоть кто-то с нами поговорит.
Мы подошли к дому, где во дворе валялся автомобильный двигатель и стояла детская коляска. Дверь снизу была забита фанерой, окно сверху заклеено липкой лентой. Папа постучал, вышла девушка с младенцем на руках. Ей было, наверное, лет пятнадцать. Вид у нее был сонный. На руках росли черные волоски, и над губой росли черные волоски, а еще черные волоски росли между бровей. Под футболкой было видно соски. Она была босиком. Младенец хныкал, жевал свой кулачок и был без подгузника.
Папа сказал:
— Доброе утро. Мы задаем всем вашим соседям очень важный вопрос: вы верите, что Господь вмешается и что-то сделает с этим миром?
Похоже, веки ей было не поднять — слишком тяжелые. Она сказала:
— Чего?
Папа повторил свой вопрос.
Она качнулась взад-вперед:
— Вы, что ли, мормоны?
— Нет, — сказал папа, — мы делимся с вашими соседями надеждой, которую дарует Библия.
Он протянул девушке брошюрку. Она скосила глаза.
— Это сколько стоит?
— Нисколько, — улыбнулся папа. — Возьмите и почитайте, если захочется. Но я все-таки хотел поделиться с вами надеждой на будущее, которое…
Девушка открыла дверь. И сказала:
— Я с им не могу тут стоять, застудится.
Папа сказал:
— А. Да. Большое спасибо. — И мы пошли за ней в дом.
В доме пахло жареным, птичьей клеткой, сыростью и еще чем-то, очень противно, у меня от этого запаха подвело живот, потому что запах напомнил мне о ком-то. Девушка отвела нас в комнату в дальней части дома.
Я никогда не видела такой комнаты. На полу линолеум, на стенах, до середины, тоже. Никакой мебели, только кухонные шкафы без дверок, и пластмассовый столик, и металлические скамейки, прикрученные к полу. Работала стиральная машина, между нею и столиком была засунута швабра.
Мы сели у столика. Я положила на него руку, он оказался липким и скользким. Я сняла руку и положила на колено — надеюсь, девушка не заметила. Она задрала футболку и принялась кормить младенца грудью. Вокруг ее соска росли черные волоски. Мне стало жарко, я посмотрела на ее ноги. Между пальцами были красные отметины. Из некоторых, кажется, недавно шла кровь.