Но однажды к ней в светлицу заглянул пристав, коему поручено было ее охранение.
— От царевича Мохаммеда-Эмина, царица, гостинец тебе привезли.
— Отправь обратно, — равнодушно ответила она, хотя сердце вдруг малой птахой трепыхнулось в груди.
— Ты хотя бы выйди, взгляни, — просительно произнес пристав, потом покачал головой: — Как только великий князь дозволяет такие подарки тебе жаловать?
Любопытство, как всегда, одержало победу. Таира вышла на крыльцо и обомлела. Джигит в лисьей шапке держал под уздцы великолепную кобылицу чистейших арабских кровей, тонконогую и горячую. Она нервно пофыркивала и косила большими влажными глазами то на стражников, то на замершую в изумлении Таиру.
— Мне?!
Ильча-посланник склонился перед ней в низком поклоне.
— Прими, прекраснейшая ханбике, в дар от моего господина хана Мохаммеда-Эмина эту кобылицу…
Таира, уже не слушая продолжения речи, сбежала с крыльца, подошла к лошади, ласково провела рукой по ее вздрагивающей шее.
— Как ее зовут? — обратилась она к ильче.
— Йолдыз [13].
— Йолдыз, красавица моя, — тихо позвала Таира.
Кобылица попрядала ушами и ткнулась теплой, влажной мордой в протянутую ладошку.
— Ах ты, лакомка, будут тебе угощения, — счастливо засмеялась Таира, потом тревожно посмотрела на пристава: — А мне разрешат на ней ездить?
— Великий государь Иван Васильевич дал на то свое дозволение, — ответил пристав, показав грамотку, переданную ему ильчей. — Под охраной, конечно. — Он вздохнул, пробормотал себе под нос: — Вот докука, не было печали, так купила баба порося, — и уже громче добавил: — Значится, принимаем гостинчик-то? А то пошто люди в такую даль маются, ноги зазря топчут.
Таира сверкнула глазами на пристава, но промолчала. Ильча передал поводья конюху и вновь склонился перед ней в низком поклоне.
— Будет ли, прекраснейшая ханбике, ответное послание моему господину?
Принять подарок и даже не сказать короткого «благодарю», было бы не вежливо. А кроме того, это был не просто подарок. Йолдыз была частичкой недоступной вольной жизни, возможностью раздвинуть замкнутые стены заточения, почувствовать вновь свист ветра в ушах, пульсацию горячей крови в жилах. Как он смог угадать, что от такого дара она не откажется? Таира поджала губы, но делать было нечего.
— Жди.
Ждать ильче пришлось немало. Только на следующее утро отправился он в Касимов, спрятав за пазуху маленькую грамотку, где собственной рукой Таиры была начертана затейливой арабской вязью короткая фраза: «Благодарю за бесценный подарок, да продлит Аллах твои дни».
Коль одно подношение было принято, от других отказываться было бы грубостью и прямым оскорблением. Кроме того, прознал Мохаммед-Эмин — видать, и в ее затворе появился у него свой человечек — еще об одной слабости царственной полонянки: ее любви к книжной премудрости. Да и можно ли было ожидать иного от дочери великого сеида? Все чаще стали привозить ильчи в Вологду книги в драгоценных окладах. Началась и переписка. Не сразу оттаяла Таира, но постепенно ответные послания ее к Мохаммеду-Эмину становились все длиннее и подробнее, тон их все мягче и дружественнее.