— Нет, Глеб…
— Какого черта «нет»?!
— Ты… ты не сможешь…
— Давай я сам решу, что я смогу, а что нет!
— Вот… — Юля грустно, сквозь слезы, улыбается.
— Что — «вот»?!
— Вот в этом ты весь. Ты привык все решать сам. Ты сильный, гордый. Ты не сможешь… с этим жить. Ты не сможешь… жить со мной. Ты меня возненавидишь… рано или поздно.
— Что за бред!!! — взрывается Глеб. — Это полнейшая чушь!
Понимая, что убедить словами у него не получается, стремительно шагает к ней, руки на плечи, и выдыхает ей в волосы:
— Юленька… Ну, Юленька… Все совсем не так. Я люблю тебя.
И ее ответное:
— Уходи, — всхлип. — Пожалуйста, — рукой прикрывает рот, давя рыдание. — Пожалуйста, Глеб, уходи. Сейчас же!
— Юль, да что происходит?..
— Уходи!
Очень похоже на истерику. Разговаривать в таких ситуациях бесполезно, но он делает последнюю попытку.
— Юль, давай я тебе налью чего-нибудь? Где у тебя?..
— Уходи!!!! — надрывным криком, со слезами.
Ушел, бросив на прощание:
— Я завтра позвоню.
Его шаги, грохот захлопнувшейся двери — все это звучит в ее ушах похоронным маршем. Она ничего не понимает, ровным счетом ничего. И нет уверенности, что поступает правильно. Но она не видит ничего хорошего впереди. Нет, то, что случилось во время этой грустной истории со смертью отца Глеб — оно бы только дальше развивалось, ширилось, и, в конце концов, задушило бы их отношения. Лучше уж так… пока он ее любит… а не ненавидит, не видит в ней живое напоминание о том, что его любимая работа, которой он отдает всего себя, всю свою энергию, свой талант — эта работа не приносит ему достойного дохода. Пусть помнит о ней, когда любил ее. А не ненавидел.
Пусть он будет счастлив с кем-то — пусть даже с той же Оксаной, вон она как к нему льнет. Пусть. Пусть. Пусть он будет счастлив с кем-то. И помнит, как он любил ее, а не ненавидел.
Глава 11. Все дороги ведут в Нифльхейм
Ни́фльхе́йм, иногда Ни́фльха́йм (др. — нор. Niflheimr — обитель туманов) — в германо-скандинавской мифологии один из девяти миров, земля льдов и туманов, местообитание ледяных великанов, один из первомиров.
— Ну, что, вся дурь из тебя вышла?
— Почти.
— Даю тебе еще один день, и чтобы послезавтра на работе была.
— Два дня.
— Хорошо, — соглашается Тихонов. — Два так два. Но ни днем больше!
Едва успевает нажать отбой, как снова, разрывающей душу трелью — входящий. Не считано какой за сегодня. Она знает, кто это. И она, конечно же, не возьмет трубку. И дверь не откроет. И когда-нибудь ему надоест. Он же гордый. Он не будет унижаться. Он же сильный. Он справится.
Сильный, гордый, умный, талантливый, любимый, единственный. Где взять силы, чтобы забыть тебя? Простить оказалось легко, а вот забывать будет невыносимо.