Нас уже не хватает в шеренгах по восемь,
И героям наскучил солдатский жаргон.
И кресты вышивает последняя осень
По истертому золоту наших погон.
С чего вроде бы стала столь популярной такая простенькая песенка с налетом мелодрамы? Да потому, что ничего другого в курсантской и офицерской среде, этически и нравственно оправдывающего это профессиональное сообщество, у нас просто не было. Никто об этом, кажется, не только не думал, но делалось все, чтобы лишить возвышенного, романтического и трагического ореола офицерскую общность, братство. Действительно, что же было и есть в офицерской среде, ее как-то сплачивающее? Да ничего, кроме суровых приказов, да пресловутой «высокой требовательности», да еще дубинки парткома в недавнем прошлом… Да и могло ли быть иначе, если офицер, «золотопогонник», почитался символом врага. И только в сороковые военные годы в армию возвращается это понятие, что, естественно, сказывается и в песнях: «Случайный вальс» («Ночь коротка, спят облака…»). Такой перерыв преемственности, традиции, конечно, не мог остаться бесследным.
Именно поэтому, как мне кажется, стали столь популярными и в обществе, и в армии офицерские, «белогвардейские» песни. Обратим внимание, что они бытуют во множестве переделок, возникающих на каждый новый случай, на каждую новую ситуацию в обществе. Это, конечно же, свидетельствует о стремлении офицерства осознать себя как своеобразную общность со своими этическими и профессиональными нормами.
Как видим, офицерский романс был как бы не вполне законен. И все-таки он каким-то невероятным образом, исхитряясь, давал о себе знать чаще через кинофильмы, вопреки той задаче, которая ему там предписывалась, как, к примеру, широко известный романс «Господа офицеры» из кинофильма «Трактир на Пятницкой» («Мосфильм», 1977 г. Автор сценария Николай Леонов, режиссер-постановщик Александр Файнциммер, композитор Андрей Эшпай):
Господа офицеры,
Голубые князья,
Я, конечно, не первый,
И последний не я.
Господа офицеры,
Я прошу вас учесть,
Кто сберег свои нервы,
Тот не спас свою честь.
Нельзя не заметить того, что воинская песня и собственно офицерский романс, столь трудно возвращавшиеся в нашу песенную культуру в послевоенное советское время с явным преобладанием «белогвардейского» ностальгического романса, существенно отличаются от песен и романсов, созданных самими участниками Белого движения и представителями первой волны эмиграции. Это смысловое несоответствие песен той поры и созданных уже позже на тему Белого движения о многом говорит, так как касается мировоззренческих основ нашего бытия и уже давно должно быть уяснено общественным сознанием со всей определенностью. Главное же отличие состоит в том, что если воинские песни периода Гражданской войны и эмиграции отличаются душераздирающим трагизмом и надрывом, то более поздние песни на тему Белого движения отличаются возвышенно-романтическим строем, по сути искажающим реальную картину происходившего и духовное состояние людей периода революционной трагедии…