«Как долго еще? — снова и снова задавал он себе все тот же вопрос. — Сколько часов?»
Когда в него попала пуля, он ничего не почувствовал. Никакой боли, никаких мук, никаких сколько-нибудь серьезных страданий — только непривычное онемение в ногах, после чего он безвольно скользнул на землю. Сначала, еще не поняв, что произошло, он решил, что просто споткнулся. Однако думал он так лишь до момента, когда, проклиная себя за неловкость, попытался подняться. Как оказалось, только для того, чтобы обнаружить, что ноги странным образом его совсем не слушаются. Когда же он почувствовал тепло растекающейся по животу крови, то наконец осознал свою ошибку.
За несколько часов, что прошли с тех пор, он из-за кромешной тьмы не смог разглядеть, насколько серьезны его раны, однако ничто не мешало ему их ощупать, и пальцы рассказали ему то, что не могли сообщить глаза. Он получил ранение в основание позвоночника, и пуля, пройдя навылет, оставила в животе дыру размером с кулак. Обладая весьма скромными познаниями в медицине, он, чтобы остановить кровотечение, заткнул дыру в теле марлей и наложил сверху повязку. Хотя в гвардейском медпакете имелось несколько пузырьков с морфием, а молитву об облегчении страданий он знал наизусть, никакой необходимости в этом у него не было. Ранение не причиняло ему абсолютно никакой боли — даже когда он ощупывал края рваной раны на животе и его пальцы погрузились в нее по костяшки, он не испытал никакого дискомфорта. Не нужно быть великим медиком, чтобы понять: это весьма скверный знак.
«Как долго еще? — снова зазвучал у него в голове неотвязный вопрос. — Сколько часов?»
Между тем для дискомфорта хватало других причин. Морозный ночной воздух обжигал открытое лицо и шею, а от ужасной, отупляющей усталости голова его стала тяжелой, так что он едва мог соображать. Кроме того, страх, одиночество, полная изоляция. А хуже всего была тишина. В момент, когда он, сраженный, упал на землю, ночь содрогалась от какофонии битвы — пронзительного визга лазеров, треска выстрелов, грохота взрывов и истошных воплей умирающих. Затем звуки постепенно уходящего в сторону сражения стали мало-помалу затихать, пока наконец не уступили место этой ужасной, сводящей с ума тишине. Раньше он и представить себе не мог, что подобные звуки могут действовать на человека успокаивающе. Каким бы устрашающим ни был грохот боя, последовавшее за ним безмолвие было еще страшнее. Каждое мгновение оно напоминало ему о жуткой изоляции, в которой он оказался, оставшись один на один со всеми своими страхами. Здесь, в этой сводящей с ума тишине, только они составляли ему компанию, ни на секунду не прекращая безжалостно терзать его сердце.