Справившись со смехом, Хряк произнес:
— Да хоть за измену родине!..
— Сперва зону с наше потопчи, тогда и с людьми сядешь, — добавил Бивень. — А пока лезь под шконку.
— С какой стати?..
— Завари жало, фуфлыжник!.. — Хряк смерил Корнилова угрожающим взглядом. — Сказано: под шконку!!!
Корнилов понял, что ни «авторитетная» статья, ни физическая сила здесь не помогут, но особо не расстроился. Он слишком высоко себя ценил и презирал весь род человеческий — и, в частности, этих двоих, которых считал отбросами общества. Контролер с трудом протиснулся на отведенное ему место.
В этот момент Толстых понял: еще секунда, и если он срочно не опорожнит хотя бы мочевой пузырь, то просто обмочит штаны. Он быстро спрыгнул с нар, подбежал к параше и начал мочиться.
Реакция последовала молниеносно. Шматок мгновенно соскочил с койки, в два прыжка оказался рядом с нарушителем камерных законов и дал ему сильный пинок под зад. Толстых упал прямо на парашу — отныне и до конца добровольного срока он заслужил себе место постоянной прописки.
Геннадий медленно обернулся, ожидая продолжения побоев. За спиной стояли Шматок и Чифирь. В руках у последнего была миска с обедом. Смертельно испуганный бизнесмен уловил в их взгляде столько злобы и презрения, что невольно съежился, как от удара по лицу. Так смотрят на вонючего бомжа, который вздумал пролезть без очереди в элитном супермаркете.
Угрожающе растягивая слова, Шматок произнес:
— Не гадь, сука, когда люди кушают!..
Толстых попытался оправдаться, но выглядело это настолько жалко и неубедительно, что не вызвало даже тени понимания.
— Я терпел… Сил не было…
Шматок нанес ему несколько не очень сильных, но точных ударов: один пришелся по печени, два других — в область живота. Толстых скорчился на полу.
С маской отвращения на лице Чифирь вылил содержимое его миски в унитаз:
— Отсюда теперь будешь хавать!..
В надежде найти заступника Толстых посмотрел на Бивня, но камерный авторитет даже не удостоил его взглядом. Доедая колбасу из толстовской сумки, он укоризненно произнес:
— Думал, ты правильный, а ты черт! Давай-ка тоже под шконку…
Геннадий с обреченным видом подчинился. На лице Корнилова, который спокойно наблюдал за происходящим из-под шконки, не отразилось никаких эмоций. Для него вся эта показательная сцена служила еще одним подтверждением его теории о низменности и никчемности человеческой натуры.
Боевой опыт подсказывал Плахову, что на совести Корнилова не один труп. Способы, правда, могли быть разными, иначе б мы просчитали «серию». Хороший малый. Прямо как из анекдота про старушек. Одна старушка — рубль, сотня — сто рублей.