Я села рядом с Мартой. Она нахохлилась, как замерзший воробей, и смотрела в землю. Радовало, что она уже не плакала. Я протянула ей платок.
– Косметика размазалась, – сообщила я.
– И пусть, – глухо ответила она. – Он меня не любит! И никогда не любил!
– Хорошо, что ты это понимаешь! – ласково проговорила я.
Марта, наконец, подняла голову и посмотрела на меня.
– Кто это?! – изумилась она.
И я поняла, что она не вполне осознавала, что происходило последние несколько минут.
– Это я, Катя, – глупо ответила я и заулыбалась.
– Румяный батон? – неуверенно произнесла она одно из моих прозвищ и начала вытирать мокрые глаза.
– Ага, – сказала я. – Вот, видишь, как похудела.
– Ты очень хорошо выглядишь, – хмуро заметила Марта. – Тоже на выходные к предкам приехала?
– Типа того! А ты чего тут устроила? – сухо поинтересовалась я.
– Не твое дело! – угрюмо ответила Марта. – И если кому расскажешь, то найду и глаза выцарапаю.
Но ее угроза звучало очень неубедительно. Жалость захлестнула меня. Мы всегда враждовали, в душе я презирала эту накрашенную безмозглую псевдогламурную куклу. Именно так я о ней всегда думала. Но сейчас я видела несчастную, раздавленную горем девчонку. И мне неожиданно захотелось помочь ей справиться с ситуацией. Я хотела остановить себя, ведь первый порыв вмешаться был просто инстинктивным. Но жалость жгла мое сердце. К тому же сейчас я ощущала себя на ступень выше, ведь я смогла справиться со своей бесперспективной влюбленностью, а Марта погрязла в своем чувстве и ведет себя уже недопустимо. Гордость за себя и жалость к бывшей сопернице льстили мне, захотелось быть великодушной и забыть все наши прежние разногласия.
– Я люблю его, – тихо проговорила Марта.
И в ее голосе было столько чувства, что я вздрогнула. Неприятная мысль поразила меня: а вдруг Марта по-настоящему любит? Возможно, ей было доступно это волшебное чувство, тогда как я точно знала, что Ираклий – всего лишь мое девичье увлечение. И разве можно было в таком случае сопоставлять наши эмоции и степень нашего страдания? Эти рассуждения привели меня к выводу, что по-любому Марта меня выше, раз она по-настоящему любит. И мне захотелось встать и уйти. Пусть сама разбирается со своими проблемами, хоть с крыши прыгает. Мое-то какое дело?
Но я уже не могла вести себя как раньше. Внутри я менялась, и почти так же стремительно, как худело мое тело, душа стала мягче и восприимчивее. И я знала, что это верный путь. Наш внутренний мир решается во внешности. Я заметила, что становлюсь хорошенькой, приятные добрые мысли словно проецируются на черты лица, и я выгляжу все милее и привлекательнее. И мне нравилось это неостановимое преображение. Я легко погасила в себе приступ зависти к чувствам Марты и решила попытаться помочь. Тем более четко понимала, что Марте сейчас неважно, кто рядом. Был бы живой человек, который может ее выслушать.