Но прежде я нарисую вам портреты действующих лиц. Вы уже знакомы с матерью, которая, несмотря на возраст, отличалась удивительной свежестью и красотой; остается сказать несколько слов о ее детях.
Самой младшей была Изабелла, с ней я провела предыдущую ночь; вторую, шестнадцатилетнюю, звали Матильда — с приятными чертами лица, с томностью во взоре она напоминала мадонну Рафаэля; имя старшей было Эрнезилла: и осанкой, и лицом, и телом она не уступала Венере, словом, она была самой красивой в семье, и с ней предавалась непристойным утехам наша Клервиль.
Лакеев наших звали Роже, Виктор, Агостино и Ванини. Первый принадлежал мне лично, он был парижанин, двадцати двух лет, оснащенный великолепным органом; Виктор, тоже француз, восемнадцати лет, принадлежал Клервиль, и его оккультные качества были ничуть не хуже, чем у Роже. Агостино и Ванини, оба из Флоренции, были камердинерами Боргезе — оба молодые, красивые и прекрасно оснащенные.
Нежная мать трех Граций, несколько удивленная нашими приготовлениями и хлопотами, спросила, что они означают.
— Скоро сама увидишь, стерва, — сказал Агостино.
Направив ей в грудь дуло пистолета, он приказал раздеться.
Тем временем остальные лакеи обратились с такими же предложениями к трем дочерям. Через несколько минут и мать, и дочери, обнаженные, с завязанными за спиной руками, предстали перед нами в виде беспомощных жертв.
Клервиль шагнула к Розальбе, хозяйке поместья.
— У меня текут слюнки, когда я смотрю на эту сучку, — заявила она, ощупывая ее ягодицы и груди, — А таких ангелочков, — повернулась она к девочкам, — я не видела за всю свою жизнь. Вот стерва! — взглянула она на меня, поглаживая Изабеллу — Ты выбрала самую лучшую; представляю, как ты насладилась ночью! Ну что, милые подруги, вы доверяете мне руководить церемонией?
— Конечно, разве можно поручить это ответственное дело кому-нибудь другому?
— Тогда я предлагаю следующее: одна за другой мы будем удаляться со всем этим семейством и готовить материал для предстоящих утех.
— Может быть, возьмем с собой кого-нибудь из мужчин? — спросила Боргезе.
— Для начала не надо никаких мужчин, мы привлечем их на следующем этапе.
Я не знаю, что творили мои подруги, и расскажу только о своих развлечениях с четверкой несчастных. Я выпорола мать, которую держали дочери, потом то же самое проделала с одной из девочек, заставив других лобзать свою родительницу; я исколола иглами все груди, покусана всем клиторы, пощекотала их язычком и в довершение сломала мизинец на правой руке у каждой. Когда же они вернулись после бесед с моими подругами, я их не узнала: они были все в крови.