Предварительные упражнения закончились, и мы поставили перед собой своих рыдающих жертв.
— Вот как вы апатите за нашу доброту, — всхлипывали они, — за все, что мы дня вас сделали.
Безутешная мать прижата к себе дочерей; они прильнули к ней, орошая слезами ее грудь; и все четверо составляли трогательную, хватающую за сердце картину безмерной печали. Но, как вам известно, невозможно растопить мое сердце, равно как и сердца моих подруг; чужое горе еще сильнее разжигает мою ярость, и по нашим бедрам поползли ручейки липкого нектара.
— Пора переходить к совокуплению, — скомандовала Клервиль, — поэтому развяжите им руки.
С этими словами она швырнула Розальбу на кровать и приказала младшей дочери готовить лакейские члены. Побуждаемая розгами, бедняжка начала массировать, целовать, сосать органы наших помощников и скоро привела их в прекрасное состояние. После матери все четверо совокупились с дочерьми, и, несмотря на строгий запрет, Агостино пролил свое семя во влагалище Изабеллы.
— Не огорчайся, мальчик, — сказала Клервиль, завладев поникшим членом, — через три минуты ты будешь бодренький, как и прежде.
Вслед за тем пришел черед задниц; содомия началась с матери, а дочери один за другим вводили фаллосы в ее анус; потом ту же услугу она оказывала своим девочкам. Роже, как обладателю самого внушительного атрибута из четверых, доверили лишить невинности юную Изабеллу, и он едва не разорвал ее пополам; тем временем мы извергались все трое, предоставив вагины для поцелуев девочек, а задницы — для мужских органов. Следующим потерял над собой контроль Ванини, покоренный восхитительным задом Эрнезиллы, и при помощи Клервиль, непревзойденной в искусстве поднимать опавшие члены, юноша быстро обрел такую твердость, словно постился не менее шести недель.
Наконец начались настоящие развлечения. Клервиль пришла в голову идея привязать девочек к нашим телам и заставить несчастную мать пытать их. Я потребовала себе Эрнезиллу. Матильду соединили с Клервиль, Изабеллу — Боргезе. Однако лакеям пришлось довольно долго повозиться. чтобы добиться повиновения Розальбы. Попробуйте сами изнасиловать Природу и вынудить мать бить, терзать, рвать на куски тело, жечь, кусать собственных детей. Как бы то ни было, в конечном счете мы насладились жестоким удовольствием, лаская и целуя злосчастных девочек, привязанных к нам, которых истязала их мать.
Затем мы перешли к более серьезным играм: привязав синьору Розальбу к столбу, мы под дулом пистолета заставили каждую дочь колоть иглой материнскую грудь, и, представьте, они кололи — отчаянно и исступленно. Когда они утомились, настал черед матери — ей предстояло втыкать кинжал а раскрытые вагины дочерей, для чего пришлось пощекотать ей ягодицы острыми стилетами. Все четверо приближались к тому состоянию, когда из каждой поры сочится сладостный, захватывающий дух ужаса, который порождается преступлениями похоти и который могут оценить только богатые натуры. И мы, изнемогая от усталости и от наслаждения, неистово совокуплялись и любовались жутким состоянием наших жертв, а Роже, которому не досталось женщины, чтобы насадить ее на вертел, яростно отхаживал несчастных, сплетенных в один клубок страданий и боли, плетью с тяжелыми железными наконечниками.