Смотрел на нее, не понимая, зачем она ему рассказывает об отстреленной голове кого-то, у кого – по ее мнению – были долги. Особенно потому что он хорошо понимал, что Майкл не из-за долгов выстрелил в телевизор, а потом себе в голову. И в этот момент она, будто чувствуя его удивление, добавила:
– Я вам это рассказываю, чтобы вы не подумали, что тут в Коламбусе мы не любим чужих. Просто люди не приближаются к этому месту с тех пор, как Майкл это сделал. Думают, что это место нечисто. А я считаю, что просто отсюда легче всего попасть в телевизор.
Улыбнулась ему, поставила очередную метку на круглой салфетке под бокалом и отошла.
Да, бары – это необычные места. Тут часто все начинается и так, как в Коламбусе, штат Огайо, иногда заканчивается. Именно в заполненных людьми барах рождается одиночество и ощущение, что настоящая жизнь – где-то в другом месте. И тот бар, который остался у него за спиной, был таким же. Собственно именно ради этого бара в гостинице «Меркур» он приехал сюда с вокзала Берлин Зоо. Потому что именно здесь они впервые были на расстоянии протянутой руки. Тут впервые увидел отпечаток ее губ. На визитке. Но даже тогда тот отпечаток на бумаге принадлежал другому мужчине.
Свет в холле отеля в первый момент его ослепил. По мраморному полу он подошел к стойке портье.
– Не могли бы вы мне заказать такси на вокзал Берлин-Лихтенберг? – сказал он тихим голосом.
Портье спала, свернувшись калачиком, в кожаном кресле у компьютера. Разбуженная, подняла воротник куртки гранатовой униформы и пододвинула его так далеко, как только это можно было, под подбородок. У нее были практически черные волосы, одна прядь которых прикрывала уголок ее губ. Левой ладонью она убрала его за ухо, открывая лоб.
Какое-то время он всматривался в ее лоб как заколдованный. Это был ЕЕ лоб той ночью в Париже. Тот самый тип, тот самый заполненный волосами треугольный пробор на правой стороне. Касался этого места своими пальцами. А потом языком. А устром, пока она еще спала, разглядывал это место и легонько касался его кончиками пальцев. Вспомнил, как она проснулась, взяла его ладонь в свои, и это переплетение рук сжала своими бедрами. Прошептала: «Якуб, ведь ты такой особенный. Как будто Бог, создавая тебя, засмотрелся на тучку и дал тебе всего больше. Больше печали. Больше счастья. У тебя все более чувствительное. И слух, и взгляд, и кожа. Ты даже касаешься по-другому, будто хочешь почувствовать каждую мою молекулу и запомнить это навсегда. А потом ты так прекрасно опишешь все это мне в е-мейле, и я буду от этого в восторге. Потому что ты такой особенный, Якуб. Просто другой. Якубек, слышишь меня?»