Немцам нужны были рабы без партийной закваски, менее способные на саботаж. Коммунистов старательно уничтожали, хотя на лбу принадлежность к партии едва ли была написана, и в плену можно было забыть о Ленине и Сталине. Фёдор в отряде майора-артиллериста выслушал рассказ о концлагере одного сбежавшего оттуда солдата, и всю дорогу до погреба думал только о том, чтобы никто его не заметил.
Идя уже по лесу, он представлял, как из-за дерева выскочат немцы, схватят его и уволокут в этот страшный концлагерь.
Надя сидела в яме в обнимку с топором, когда заслышала скрип снега. Так она и не рассталась с оружием крестьян, когда он спустился к ней. В темноте он не сразу почувствовал холод железа между ними, когда же понял, испугался. Надя за время его прогулки чуть не сошла с ума, и ему пришлось долго её успокаивать. Его отсутствие для неё превратилось в вечность, а с ума сходят люди и за более короткое время.
Для подвига возможности не находилось и после нового года. Дни ползли в полумраке леса и в полном мраке погреба быстрее только в часы чуткого сна. Колоть дрова не решались, только пилили. Чурки получались круглыми, горели долго, но долго и разгорались. Занятие это укорачивало сутки, но и сильно утомляло, потому что спички вспоминались, как чудо века, а немецкие спички надо было добывать с оружием на большой дороге.
В деревне немцы в первые два месяца войны были "щедрые", за две курицы давали спички в виде частокола. Это такая пластина, каждую спичку надо было отломить и чиркать по боковой поверхности. Когда квартировали румыны, какое-то ещё было послабление. Их отправили на фронт. Немцы спичек уже не давали, и вся деревня пользовалась этими огнивами, доставшимися многим от прадедов и дедов.
Фёдор мечтал о лыжах, на которых в лесу и, особенно, по болоту, было бы легче уходить далеко добывать дрова с помощью топора. Пока же примитивной лопатой он разгребал снег всё дальше от погреба до ближайших невысоких деревьев и ширкал пилой царских времён до седьмого пота. К середине января кончилась картошка. В деревню пошла Надя. Фёдору после физических нагрузок и начавшегося поста стало опять плохо.
После нескольких метелей снег стал глубоким. Идти по такому снегу было уже невозможно.
Фёдор заострил две доски, сделал подобие крепления. Надя встала на это подобие лыж и пошла мыкаться до деревни. Позади неё волочились санки, делая след ещё замысловатей.
Фёдор ждал её возвращения три дня. Ни крошки во рту довели его до пожирания оставленных ему Надей двух картофелин в сыром виде. Как ни странно, сырая картошка тушила пожар в желудке, ему становилось легче. В погребе было не тепло, но терпеть было можно.