Тёща жила в Акмоле со вторым мужем, который был Председателем Союза художников Казахстана. Сама она тоже была художницей, наверно, не бездарной, поэтому была о себе высокого мнения, как понял Николай Фёдорович из рассказов сына. Николаю Фёдоровичу, выпившему не больше ста граммов водки, было удивительно, что сын не пьянеет. Его нисколько не шатало, слова звучали чётко. У Николая Фёдоровича создалось впечатление, что сын научился пить много за время учёбы в Художественном училище.
Но Володя, в довершение к одному сюрпризу, ещё и закурил в комнате.
-Володя, может не надо воздух-то утяжелять? - извиняющимся тоном попросил отец, не терпящий курящих.
-Извини, папаня, забылся!
Николай Фёдорович, надышавшись масляными красками и скипидаром за свою жизнь, оберегал свои лёгкие, сколько было возможности.
После перекура во дворе, для которого они оба вышли из комнаты, Володя обнаружил, что кровать на первом этаже была одна, вторая была на втором. Володя наотрез отказался покинуть отца. Его после изрядной дозы водки тянуло на бесконечную беседу. Пришлось сооружать ложе из восьми стульев.
-Пап, откуда у тебя столько этих красавцев? - смеясь, спросил Володя по поводу стульев с мягким сиденьем бордового цвета.
-Так люди выбрасывают, чуть только расшатаются. А я ведь по образованию ещё и преподаватель труда!
Сутки пролетели птицей. Отец с сыном бегали по магазинам весь следующий день. Володя, обеспокоенный непритязательной одежонкой Николая Фёдоровича, обменял доллары на рубли и швырял их направо и налево, покупая костюмы, обувь, головные уборы, рубашки. Вечером оба с полными сумками вернулись домой. Николай Фёдорович чувствовал, что всё это богатство едва ли ему удастся износить, но не мешал сыну проявлять щедрость.
Кончилось тем, чем и должно было кончиться. Денег хватило на покупки, но не осталось на обратный путь. Николай Фёдорович втайне мечтал о том, что Володе по этой причине придётся остаться в Ижевске. Но сын из каких-то ещё глубин карманов выковырял бумажки, достаточные для билета до Свердловска. Там ещё продолжала жить жена Володи, у которой он и хотел занять денег до Алма-Аты. Такой "бисквит" Николаю Фёдоровичу становился непонятным, в душе его появилась боль за будущее сына. Но Володя уже собрал свой рюкзак, подхватил на плечо.
Проводы опять были без слёз, жарких объятий и только до трамвая. Николаю Фёдоровичу казалось, что он видит Володю в последний раз. Но не мог он себе позволить при людях сказать даже лишних напутственных слов, кроме пожелания счастливого пути.