– Мужик, ты что, вчера на свет родился? Все так живут, все. Я не знаю, кто тебя нанял, но я тебе больше заплачу́. Только…
– Я тебе сам заплачу́. – Кирюша пытался говорить еще что-то, но Максим уже не слышал его. Тихий шум дождя и плеск исчезли, от воды поднялся мутный туман, он прилипал к лицу и рукам, забивался в глаза и в рот, и Максим чувствовал, что начинает задыхаться. Кирюша давно заткнулся, его крик перешел в стон, а скоро оборвался и он. Максим перевел дух и вытер мокрый от дождя лоб рукавом. Дед топтался за спиной, закрывал руками лицо, его плечи дрожали. Максим оттащил бездыханное тело Кирюши за контейнер, швырнул ничком в отбросы и заломил ему руки за спину. Скрутил их найденным тут же обрывком упаковочной ленты и вернулся к старику.
– Все, дед, – проговорил он негромко, – жив он, жив, успокойся ты.
В этом он уверен не был. Надо бы проверить, ну да черт с ним, возиться еще со всякой швалью, а тут дед, того гляди, Богу душу отдаст.
– Давай, давай, двигай, – Максим подтолкнул старика к тропе. Они спустились к воде, Максим заставил старика умыться и сам долго тер прибрежным песком руки, задрав рукава куртки почти до локтей. Дед вздрагивал от каждого шороха, но потихоньку приходил в себя. Надо подождать еще немного, отпускать старика одного в таком состоянии нельзя. Да и самому подумать, как быть дальше. Одной скотиной стало меньше, осталось еще трое. И если одна бродит поблизости, то где искать двух других?
Дед привалился к мокрому стволу липы. Максим, не отрываясь, смотрел на тихую воду. Поверхность пруда была спокойна – ни кругов, ни ряби. Тучи уже разгонял ветер, и дождь давно закончился. В дальнем углу пруда несмело квакнула лягушка, за ней вторая, третья и дивный лягушачий концерт охватил все заросшее старыми ивами побережье.
– Дальше будет так. – Максим подошел к старику. – Я сегодня уеду, но тут и без меня народа скоро будет много. Начальство приедет, понятно? Вот ему все и расскажете – про Кирюшу, про бабу его и про всех остальных. Дед, ты меня слышишь?
– Слышу, – отреагировал на звуковой раздражитель дед, – хорошо слышу. Я войну пацаном застал, эвакуацию, мне семьдесят девять лет, но я не глухой.
– Вот и отлично, я рад за тебя. Только помни, и другим передай – ваше здоровье в ваших руках. И учти – будешь молчать, так и помрешь тут, на помойке. Теперь я тебя не слышу! – Максиму очень не нравилась реакция старика, дед все прекрасно понимал, но возвращаться в реальность не торопился. Там, где он находился сейчас – в ступоре – все было значительно проще и безопаснее, чем здесь, на берегу пруда.