Лихолетьева торопила Альфонсинку.
— Скорее, слышите! Или я навсегда провалю вашу комбинацию с поставкой.
Это было хорошим ударом кнута. Надо, не теряя минуты, действовать… А Искрицкая сама шла навстречу, ускоряя события.
Впорхнула, как всегда, нарядная, веселая, жизнерадостная и вдруг погасла.
— Что с вам, мадам Искрицки? Ви недовольни? Ву зет меконтант? Чем? Де-куда?..
— Ах, мадам Альфонсин… Уходит молодость… Этот проклятый грим! Как он портит, съедает кожу…. Ваши кремы, компрессы, они помогают, освежают, но хотелось бы полного обновления, понимаете… Я слышала, этот ваш помощник…
— О, да! — ухватилась Альфонсинка, — мосье Антонелли, се тен профессер! Он вам деляит завеем, завеем нови лицо… ту-тафе, новий…
— Это больно, опасно? Я так не выношу физической боли…
— Ничуть!.. Дю-ту!.. Мосье Антонелли имеит золоти рук. Это не опасно, ее не па данжере! Весь бомонд деляит себе нови лицо. Герцогиня ди Реверто, княгиня Липецки, княгиня Тоодоридзе, графиня Чечени, баронесса Шене фон Шенгауз…
Альфонсинка без конца сыпала громкими именами. Это подействовало на Искрицкую успокаивающе.
— В таком случае рискну…
Надо рискнуть, необходимо! Так жалко, так мучительно жалко расставаться с молодостью! Вне красоты и молодости нет успеха, нет жизни, радости, ничего нет для нее, для которой — тело и красота — все!.. Духовные интересы? Она их допускала в теории, но жить ими и только ими — ни за что!.. Вот почему она с ужасом думала о старости… Ведь наступит же когда-нибудь она… Располнеть, превратиться в комическую старуху и смешить публику своей безобразной толщиной? Лучше самоубийство! Лучше вовремя уйти со сцены, с подмостков не только опереточных, но и житейских…
После того, как она вызывала бурные восторги, появляясь то в античной тунике, в трико, в коротенькой юбочке, в лосинах и ботфортах, в придворном туалете опереточных королев и герцогинь, после веего этого вызывать хохот нелепыми скачками жирной гиппопотамихи? Брр… при одной мысли кидает в холод… И почему они так быстро жиреют, наши примадонны? Почему на западе артистка в пятьдесят лет еще стройна, изящна, пластична и с успехом играет молоденьких? Почему?..
Мадам Карнац представила Искрицкой своего бакенбардиста.
— Мадам, пермете де ву презанте… мосье Антонелли, профессер…
Этот господин с плебейским носом в сизых жилках не внушил особенного доверия артистке. Но, с другой стороны, он «делал лицо» чуть ли не всем стареющим дамам петроградского общества. Карнац уверяла, что его и за границу приглашали на гастроли…
— Мосье Антонелли очинь скромни!