— Дверь… На милость Бога! Увидеть могут…
Жандарм, с закрученными усами, смотрел из своей рамки из улиток и ракушек, смотрел, как жена изменяет ему…
Где он теперь? В Линце, Триесте, Кракове? Не все ли равно где… Молча, как прибитая, вышла пани Войцеховйч, и стыдясь своего греха, и упоенная им…
А почти вслед за нею ушел, верней, убежал в поле Загорский. Там бранил себя скотом, грубым животным, не замечая вспыхивающих ракет, не слыша орудийных выстрелов.
Наутро, лицом к лицу встретившись с пани Войцеховйч, он поклонился ей с особенной церемонной учтивостью… А у нее глаза были покрасневшие, заплаканные.
Надев черное парадное платье и взяв молитвенник, пани Войцехович пошла к исповеди. Жарко и долго плача, каялась она в своем грехе ксендзу-пробошу: коленопреклоненная у резной готической исповедальни.
* * *
В столовой штаба дивизии, — просторной выбеленной комнате, жил здесь австрийский податный инспектор — завтракало человек двенадцать. Генерал Столешников, подвижный как ртуть, по обыкновению, глотал какие-то пилюли, капли, порошки.
— Недаром называют меня ходячей аптекой, — трунил он над собой.
Но эта «ходячая аптека» управлялась за нескольких здоровых, такой исключительной работоспособностью отличался генерал Столешников.
Покончив с лекарством и принявшись за суп, для виду больше, — ел крохотный сухощавый генерал поразительно мало, — вспомнил он, как воевал в Польше, командуя отдельной кавалерийской бригадой.
— Имение одного немца… Барон, барон, сейчас забыл, довольно громкая фамилия… И как он вклинился средь польских помещиков, — немец? Вероятно, «свои же», из соображений стратегического характера, купили ему усадьбу. Мы с немцами «нащупывали» друг друга конницей, еще не сходясь близко… Посылали мы барону своих фуражиров купить овса — ни за какие деньги! А знаем доподлинно, что запас у него громадный… Представьте, в этот же самый день лазутчики-поляки, испытанные ребята, доносят мне, что у него ночевали прусские уланы, офицеры двух эскадронов. Вина, шампанского — разливанное море, тосты, «гох кайзер Вильгельм» и тому подобное… Кроме того, немцы на четырех грузовиках-автомобилях вывезли несколько сот пудов овса. Проверив и убедившись, что это именно так и было, я извелся как черт! Ведь форменное предательство! Послал моих драгун захватить барона и доставить ко мне живьем. Не тут-то было, — удрал каналья. Тогда я приказал конно-саперам взорвать усадьбу.
— Это было несколько рискованно, ваше превосходительство, — с холодной улыбкой заметил начальник штаба, типичный «момент» полковник Теглеев.