, – едко говорил Максимилиан – будто постыдные ярлыки наклеивал. – Государь, истинный правитель, выродился в управленца с меркантильными замашками! Семья…
– Да что ты в этом понимаешь? – не выдержала я. – У тебя вообще семьи нет и отродясь не было… – Я осеклась, вспомнив, что о родителях Северного князя никто ничего не знает.
Максимилиан и бровью не повел.
– У меня есть семья, – обманчиво мягко произнес князь. – Это мой клан. За каждого, кто пришел под мое крыло – неважно, только сейчас или две тысячи лет назад, – я готов отдать жизнь. И за вспыльчивую, влюбчивую Корделию, от которой проблем больше, чем от всех остальных, вместе взятых, и за того новенького, Раймонда, которого привела Кариотт… Они – мои братья и сестры… или дети. Не по крови, да, но настоящие. – Голос его потеплел, взгляд стал мечтательным. – Близкие. А вы, люди… – прозвучало почти как оскорбление. – Я уже не говорю о свадьбе, которую вы сделали просто первым этапом развода, поводом для раздела имущества… Знаешь, в моем клане был такой паренек – Рэнвел. Молодой совсем, и трехсот лет не исполнилось. Шакаи-ар любят один раз в жизни… А он выбрал не того человека. «Любовь» этой милой девушки испарилась в тот же момент, когда выяснилось, что Рэнвел не человек… но готов сделать все ради ее счастья. Рэнвел сразу стал для нее просто орудием, способом отомстить ее обидчикам и получить власть в убогом городке. Я вмешался вовремя, Найта. – Голос его стал обманчиво ласковым. – Вытащил этого идиота. И девочке тоже хорошенько проветрил голову. Сейчас эти двое живы и вполне счастливы, но скажи мне вот что: почему именно человеческая «любовь» оказалась уязвимой точкой?
– Я…
В горле у меня пересохло. Что сказать? Что люди разные и девушка просто не выдержала испытания властью? Что я на ее месте поступила бы иначе и моя любовь бы так просто не испарилась?
А действительно ли это было бы так? Или я тоже…
– Скажи мне, малыш, сколько сейчас бродит в человеческих городах тех братьев и сестер, что близки не по крови, а по духу? Названых? – Я промолчала. Ксиль вздохнул и отвернулся. Когда он заговорил снова, его голос звучал глухо, будто пробиваясь сквозь истлевшие на его глазах века. – Сначала вы забываете понятия, потом сами слова… Все заменяется суррогатом, имитацией, упрощенной версией. Побратим, наставник… Что следующее? Друг? – Он усмехнулся. – Хотя уже теперь друзьями называют соучастников по пьянкам-гулянкам, тех, кто скрашивает одиночество. Или «друзья» в социальных Сетях в Интернете – не первый ли это шаг к обесцениванию слова? Кто такие «друзья» для тебя, Найта, а? – спросил он, глядя в сторону – тоскливо и зло.