— Эти огни пещерного человека, вы их видите? Женщина, которая называла себя Ктарой и которой на вид была не больше тридцати, улыбнулась.
— И те огни, и огни других поколений много веков назад. То же самое благоговение, те же мысли. Вы удивительно однообразны, мистер Санчес.
— А вы? Вы разве изменились? Разве вы уже не испытываете прежнего трепета перед тем, что считаете…
— Да, мы испытываем благоговейный трепет перед тем, что называется Первопричиной и благоговение ко Всему.
— А древние боги, что вы об этом думаете?
Последний вопрос был навеян несколькими строчками, которые он как-то прочитал в книге. Книга называлась «Руны Ктары», в ней рассказывалось о древних богах, о стране, которую называли то Атлантидой, то Эдемом, то другими, менее известными названиями.
Первую землю я помню хорошо.
Она поднялась в огне и упала в пепле.
Однако мы, мой Хозяин и я, его раба,
Ушли от моря, чьи воды поглотили
Жизнь на том древнем континенте,
Чье время прошло, как решили Древние Боги.
— Так что вы думаете об этих огнях? — снова спросил он.
Казалось, ее взгляд проходит мимо него, сквозь него, через стены, через века…
— Благоговейный трепет — это не то, что испытывает человек, когда уничтожается жизнь. Ужас, да. И страх. Страх возникает иногда и от самых обычных причин. Вы не почувствуете благоговейного трепета при виде падающих стропил и кровли. Объятая пламенем крыша в последний момент перед своим падением вызовет только страх или ужас. Огонь, который пожирал тот первый дом, был для его обитателей таким же обычным зрелищем, как падающая горящая крыша для вас. Он не вызывал благоговейного трепета или иных подобных чувств.
— Ну, а боги?
— О, в них тоже не было ничего сверхъестественного. Их просто боялись. Только некоторые, жившие там, где я родилась, трепетали перед ними.
Кэм кивнул головой:
— Возможно, все было бы совсем по-другому, если бы ваших богов уважали больше.
Женщина повернулась к человеку, сидевшему за столом напротив. Пожилой мужчина с серебристой сединой перебирал газетные вырезки, прислушиваясь последние несколько минут к разговору.
— Что вы об этом думаете, профессор Хармон?
Деймен Хармон крепко ухватился за ободья своего инвалидного кресла и, не торопясь, развернул его. Он полулежал в кресле, и теперь, используя силу своих мощных плеч, подтянулся вверх и занял более прямое положение. Нижняя часть его тела была неподвижна с 1938 года, когда ударом свинцовой трубы были сломаны нижние позвонки. Этой же трубе он был обязан и металлическими пластинами, которые уже более тридцати лет охватывали лобные кости головы.