На этом месте Тамара остановилась, следующий абзац начинался с трудного слова.
— Читай, читай. Лучше быть не может. Вот чудеса! А давно ли ты ни одной буквы не знала? — сказала вдруг Тамаре грузная женщина, туго подвязавшая поясницу грубым шерстяным платком с длинными кистями.
Хотя Болдырева и слушала очень внимательно чтение рассказа, она ничего толком в нем не поняла. Она больше думала о другом, о своем прошлом. Годами она не вспоминала о нем, а сейчас прошлое будто встало перед ее глазами. Она почему-то увидела себя четырехлетней девочкой, играющей в куклы в углу комнаты, в которую вбежала утром, когда все спали… И вдруг она обнаруживает, что в комнате кроме нее никого нет, а сестра и мать лежат на полу, зарубленные белым офицером. О том, что было потом, Болдырева не помнила.
— Да что это со мной? Что хотят они от меня? Будто всю жизнь мою всколыхнули…
— Девушки, на бригадное собрание! — раздался вдруг рядом чей-то голос.
Болдырева даже обрадовалась этим словам.
Став на место председательствующего, перед узкой высокой тумбочкой, бригадир Мария Каспарова сказала:
— Вот что, девушки. В нашу бригаду прибыла новенькая и, как видите, с первого же дня опозорила наш коллектив. Что же теперь будем делать?
Швеи молчали. Каспарова, ища поддержки, посмотрела на лейтенанта Гадимову и агитатора Ермолову, но и те молчали.
— Пускай ее начальство в другую колонию отправит, мы и без нее обойдемся, — ответил кто-то с места.
— Я уже просила. Пускай отправят. Я нигде не пропаду, — с вызовом ответила Болдырева.
На собрании сразу стало шумно.
— Нет, не так, — вмешалась Каспарова. Я вот что скажу: начальство определило ее в нашу бригаду ученицей, пусть у нас и учится. Никуда отправлять ее не будем. Людмиле самой нужно опомниться. И без того она всю свою молодость прокаталась. Пусть, наконец, подумает о себе.
— Может, разрешите раньше мне сказать пару слов? — поднялась пожилая швея Курочкина, одна из лучших работниц цеха, и, не дожидаясь ответа, продолжала: — В наше время слово «преступник» позорное клеймо для советского человека, хотя я и сама не смогла избежать этого позора. Как говорится, конь о четырех ногах и тот спотыкается. Справедливости ради нужно сказать, что встретили мы Людмилу просто нехорошо. Все мы должны помочь ей стать на ноги, освоить профессию, чтобы она могла честным трудом прокормить свою семью. Наверно, она еще и мать? Человек перед нами…
Болдырева, все время сидевшая неподвижно, вдруг вздрогнула и наклонила голову.
Гадимова и Ермолова переглянулись.
— Правильно говорит Курочкина. Помочь человеку надо, — раздались со всех сторон голоса.