– Значит, вы прочли? И о мушкетерах читали?
– Грешно не прочесть то, о чем говорит весь Париж. Если вхож в литературный салон, то обязан оправдывать оказанное тебе доверие, – фыркнул Сезар и пожалел, что приходится так себя вести, – ему нравились романы Дюма, и он бы с удовольствием обсудил их с родственницей. Может, Сабрина простовата и наивна, зато начитанна. – Но это не значит, что от любой книги, написанной сколь угодно бойко, я получаю удовольствие.
Мадемуазель де Греар поджала губы, видимо, окончательно утвердившись во мнении, что виконт – закоренелый столичный сноб.
Они не разговаривали, пока коляска ехала по жарким улицам. Да здесь уже совсем лето, подумал Сезар, тогда как в Париже еще стоит апрельская прохлада. Марсель надвигался со всех сторон, обнимал – гортанными криками, грохотом колес, закатанными рукавами мужских рубашек, красными фесками на головах турецких матросов, рыбным духом, высившимися в порту мачтами, силуэтами кораблей в бухте и все время маячащим на грани восприятия замком Иф. Сезар глубоко вдохнул соленый воздух, в котором смешивались ароматы смолы, соли, ракушек, улиц и людей, и еле заметно улыбнулся.
Жизнь становится другой, когда увидишь столько смерти.
Надо будет сказать об этом Ивейн.
Виконт оставил подруге письмо, которое должно поджидать графиню де Бриан в ее особняке по возвращении. В письме Сезар приносил пространные извинения и в деталях излагал ситуацию, а также просил подождать его в Париже и никуда более не уезжать. Он давно не виделся с Ивейн, в последний раз де Моро навестил графиню десять месяцев назад в Вене, получив отпуск на несколько дней. Тогда уже многим было ясно, чем закончится война, и все же виконт оставался в Крыму до конца. Ивейн ждала терпеливо. Как не хотелось вынуждать ее ждать снова! Сезар никогда не думал, что его будет так мучить совесть просто потому, что он заставляет женщину ждать его.
Впрочем, он тоже ждал Ивейн. Все время ждал и каждый раз, когда встречал подругу, когда читал ее письма, понимал все яснее и лучше, что именно ее, и никакую другую, он хочет в этой жизни. Жизнь настолько неизбежно, настолько невыносимо коротка! Господи… Виконт отвернулся, делая вид, что рассматривает улицу: никто не должен сейчас видеть его лица. Жизнь коротка пронзительно, и это ощущение приходит редко и резко, как будто ударяют ножом между ребрами. Как можно утверждать, что жил, если терял драгоценные минуты на нестоящее? Как сложно определить, чего ты достоин, чего ты желаешь и что готово для тебя! Ведь точно знает один лишь Бог, а Он не говорит напрямую, Он намекает.