Полотенце упало на колени Стерлинга.
— Но это может подождать, пока я помоюсь, — сказал Оуэн. — Вставай. Пойди в мою комнату и принеси халат, простую белую футболку и какие-нибудь джинсовые шорты в ванную. Пока я моюсь, ты должен стоять на коленях на полу, а потом можешь вытереть меня и одеть. Покажи мне, какой ты у меня почтительный и раскаявшийся мальчик.
От звука льющейся в душе воды Стерлинг возбудился еще сильнее, представляя, как Оуэн раздевается. Он пошел в спальню, быстро отыскал нужные вещи, принес их в ванную и аккуратно сложил на краю раковины, прежде чем встать на колени. Оуэн сказал «на полу», вспомнил он, поэтому опустился на твердую плитку вместо мягкого банного коврика, на котором было бы гораздо удобнее.
Встав на колени, Стерлинг сумел кое-как успокоиться, найти то место, где нужно было лишь существовать, не беспокоясь о том, что происходит или еще только произойдет. Это оказалось славное место, особенно когда Оуэн — пусть видно сквозь стеклянную дверь было и расплывчато, но все же различимо, — начал дрочить.
Этого нельзя было не хотеть, не обращать внимания на видимое и слышимое доказательство возбуждения Оуэна и почти болезненное желание помочь ему избавиться от него, но Стерлинг держался. И все же каждый стон, каждое движение, даже едва уловимое, он любовно запоминал на будущее. Размах плеч Оуэна, напряженная линия ягодиц, когда он наконец кончил, запрокинутая от удовольствия голова отпечатались в мозгу Стерлинга.
Он молча ждал, пока Оуэн закончит и выйдет.
Дверь душевой открылась. Кожа Оуэна раскраснелась от горячей воды, все тело было в каплях, тело, которое Стерлинг видел и к которому прикасался, но не достаточно. Каштановые завитки на груди потемнели, прилипли к коже, взгляд Стерлинга скользнул к члену, все еще полувозбужденному. Ему хотелось проползти те несколько шагов, что их разделяли, и лизнуть головку, взять член в рот и снова сделать твердым. Хотелось почувствовать вкус Оуэна, пусть и едва заметный, на языке, даже если это единственное, что он может получить, пока не закончится это бесконечное ожидание.
Оуэн громко откашлялся, напоминая Стерлингу о его обязанностях, и он потянулся к полотенцу и сорвал его с вешалки. Он не знал, за что браться, но поскольку и так стоял на коленях, решил приступить снизу. Зажав полотенце в одной руке, он, не поднимая головы, подполз к Оуэну и стал вытирать его ноги. Он начинал получать удовольствие от этого — ухаживать за Оуэном, исполняя все его желания. Так близко он мог видеть волоски на его ногах и изредка попадающиеся веснушки, вдыхать запах чистой влажной кожи и иногда, если полотенце соскальзывало, дотрагиваться до нее.