— Это все так — не слушая толком, говорит Саша и я вижу, что и лопоухий Рукокрыл и его дружок Ленька тоже согласны с ним — но чем мы-то тогда отличаемся от людоедов этих? Только тем, что не едим убитого врага?
— Каждый решает для себя сам. Я никого особенно не принуждаю делать то или иное. Но так или иначе — определяться придется каждому. Определяться, с кем ты, как я считаю, нужно только по одному критерию — они делают людей лучше или хуже. Остальное не в силах человеческих. Если кто думает, что вот есть яркие личности, которым надо совершенствоваться, и есть пьянь подзаборная, которая пусть спивается и дохнет, его уже наетянули. Завтра он с удивлением обнаружит, что в 'культурном обществе' грязи больше, чем в подвале у бомжей, а на закуску сам приземлится в канаве без крыши над головой и без копейки в кармане. Или за решеткой. Или под газоном. Каков бы он ни был красавец. Даже если круче Бонапарта, все равно, никаких гарантий прожить всю жизнь в благополучии ни у кого нет.
– 'Ну что ж. Мне жизнь недорога.
Но вот мой сын и мой слуга
Стоят перед тобою.
За ними, Каспар, нет вины.
Их я склонил к разбою".
Но молвил Каспар: "Всех казнить!
Куда игла — туда и нить!
Суд скор и беспощаден.
Три эшафота сколотил
Великий город Баден".
Свезли их в Баден всех троих
И поутру казнили их
В награду за злодейство.
Во рву, за городом, гниет
Разбойное семейство.'
— несколько не к месту вроде, но вообще-то очень к месту декламирует Ремер. Вот уж чего я не ожидал, так это стихов из уст прямодушного солдафона.
— Это о ком? — удивляется Саша.
— Старонемецкий шванк о бандите с благородной кровью — рыцаре Линденшмидте. Злодей, грабитель, насильник и убийца, повешен со всеми, кого взяли по поручению баденского маркграфа в ходе проведения антитеррористической операции. Да и вообще мне кажется, что нам столько раз говорили о необходимости прекращения варварских обычаев и переходе на европейские ценности, что пора уже и переходить.
— На европейские ценности? — удивляется даже обычно невозмутимый Брысь.
— Так точно, товарищ майор! — по-уставному рапортует Ремер.
— Это что еще за? — удивляется один из присутствующих ментов.
— Смотрим на европейцев — они никогда не разводили всякие русские варварские глупости о том, что нельзя уничтожать женщин и детей — если было надо — уничтожали легко и без зазрений совести. И потом не смущались. Примеров тому масса. После уничтожения у противника наиболее активных особей сопротивляться больше некому и противник попадает в полную зависимость без возможности когда-либо встать на ноги. Обычно достаточно ликвидации 30 % населения, наиболее активной части. Главное — потом некому претензии предъявлять.