«Юнкерсы» наведывались к нам с педантичной немецкой точностью — через день и непременно во второй половине дня. А в промежутках между бомбежками над деревней подолгу кружил «костыль» — разведывательный самолет «фокке — вулъф», высматривая цели на завтра. На него мало кто обращал внимание. Зато во время бомбежек весь личный состав гарнизона палил из винтовок, автоматов и даже из пистолетов. Так было и теперь.
— Посмотри на него, полюбуйся, — негодовал Кравчук, указывая пальцем на начальника продснабжения полка, который прижался к углу обгорелого сруба и стрелял по «юнкерсам» из трофейного парабеллума.
А счетверенная зенитная установка почему‑то молчала.
— Что они там, спят, что газ? — недоумевал Кравчук, имея в виду зенитчиков. — Немцы совсем обнаглели — по головам ходят, а они и в ус не дуют.
Я лежал почти рядом с ним, метрах в ста от нашей недостроенной хаты, в саду под яблоней. Вряд ли яблоня укрывала нас сверху, но каким‑то чудом мы оставались невредимы. Вражеские пули секли снег то правее, то левее, оставляя следы, похожие на куриные. Бомбы проносило куда‑то дальше, и там они разрывались одна за другой.
— Вся надежда на начпрода, — сострил Кравчук, поднимаясь со своего снежного ложа, когда налет кончился.
Он дал вогао своим чувствам, отчаянно ругался. В такие минуты лучше всего было помалкивать, иначе его тирады, неизвестно к кому обращеннце, могли затянуться надолго. Этого правила я придерживался всегда.
— Ты что, в рот воды набрал? — вдруг набросился он на меня.
Мне не хотелось с ним говорить еще и потому, что я не пришел в себя от завывания бомб и свиста пуль, не избавился от тяжести во всем теле. А Кравчук не отставал:
— Как тебе нравятся наши стражи неба?
— Что‑то у них не ладится с установкой, — машинально ответил я.
Кравчука опять прорвало:
— Как налет — бегом к зениткам, и, пока они труса празднуют, сам громи стервятников. Предложи им свои услуги! Запишись добровольцем в расчет.
— Можно и так.
— Чего?! Ишь ты — новоявленный бравый солдат Швейк из Будейовиц!.. А на твое место кто здесь станет?
Кравчук выразительно кивнул на неразобранное оружие, сваленное в кучу. Каждый день нам привозили собранные на поле боя винтовки, пулеметы, автоматы — истерзанные, окровавленные, забитые снегом, вываленные в грязи. Часто винтовки оказывались заряженными — из них не успели выстрелить.
Счетверенная установка на окраине деревни была не нашего полка, и Кравчук считал, что нам не следует совать свой нос куда не просят. Однако на исходе дня, неожиданно изменив свое мнение, сказал: