Гейри протянул ей пустую жестянку из-под трубочного табака. Старуха бережно поставила ее на комод и еще немного полюбовалась с таким видом, словно теперь у нее есть все, что нужно.
Мы вышли на крыльцо. На душе у меня скребли кошки: ведь старуха засунула эти злосчастные кроны обратно мне в карман. Мало того, что мы наворовали в чужом озере рыбы, нас еще напоили-накормили и дали с собой гостинцев, а сама старуха не захотела принять от нас ничего, кроме пустой жестянки. Что ж, в этом я по крайней мере не виноват. Мы взвалили на плечи тяжелые рюкзаки и взяли с подоконника спиннинги. Старуха вышла из дому вместе с нами. Она семенила рядом, засунув левую руку глубоко за пазуху. Молчала, смотрела прямо перед собой и указывала нам дорогу. Туман ничуть не поредел, на траве приусадебной лужайки пузырились капельки воды, насквозь промокшие цветки ястребинки бессильно поникли. Где-то невдалеке громко мычали коровы, но мы их не видели.
– Сколько отсюда будет до проселочной дороги? – спросил Гейри.
– О, она совсем недалеко, – ответила старуха и вздохнула.
Она уверенно ступала по неровной каменистой тропинке, вьющейся среди кочек, – видно, знала ее не хуже, чем половицы в собственной комнате. Брови у нее были сдвинуты, руку она по-прежнему держала за пазухой.
– Мой Эйнар тоже говорил, в море-де совсем не опасно, – пробормотала она.
«Что, что?» – чуть было не спросил я, но вовремя удержался, сообразив, что это, скорей всего, относится но к нам, и заметив хмурую гримасу на лице Гейри. До самого проселка у меня не выходили из головы эти двадцать крон, которые она силком всучила мне обратно.
– Ну, вот, – сказала старуха и показала рукой на восток. – Идите по этой дороге, и вы еще засветло выберетесь на шоссе. До свиданья, храни вас бог.
– До свиданья, – ответил я. – Спасибо за проводы.
– Не за что, – тихо отозвалась она. – Напрасно вы по остались переночевать. Утром бы и вышли па рассвете. Но где уж вам. Все вы только и знаете, что торопитесь на свой юг.
Она вытащила руку из-за пазухи и протянула Гейри узорчатые шерстяные стельки для башмаков. Гейри смутился, не зная, как отнестись к такому подарку, и тогда она сама засунула стельки ему под куртку, приподнялась на цыпочки и поцеловала в щеку, все еще не сводя с него глаз. Затем повернулась и исчезла в сером предосеннем тумане,