Герти провела рукой по дышлу человеческой брички, сотрясаемой происходящим до глубины души.
- А почему вы не убили меня? - спросила она. - Почему не протащили по мостовой и не сбросили в воду, как ту, другую?
- Я не знаю, - пробормотал Кэллинен, - я не знаю.
- Вы убьете меня, да? Вы убьете меня? И вы сбросите меня в речку, как и мою коллегу, как сэра Теодора Дюрана, который меня так почтительно любил?
По ее спине пробежала дрожь; она нервно, но достаточно крепко сжала то, что держала в руке.
- Вы делаете мне больно, - прошептал Кэллинен.
Он отстранился и отошел на один, потом на два, но не на три шага назад. Силуэт Герти вырисовывался в окне на фоне неба. Она не двигалась, ее лицо было обращено в сторону Лиффи. Нежный ночной бриз играл ее волосами. Вокруг головы сияли звезды.
- Не стойте у окна, - сказал Кэллинен. - Британцы вас обстреляют, вы представляете из себя слишком хорошую мишень.
Она повернулась к нему, силуэт исчез. Теперь они оба были погружены во мрак.
- Так что, - сказала она, - вы намерены установить республику в этой стране?
- Мы вам только что это объяснили.
- И вы не боитесь?
- Я солдат.
- Вы не боитесь поражения?
Он чувствовал, что она смотрит в его сторону. Она находилась в двух - не больше - шагах от него. Кэллинен начал медленно и очень тихо отходить назад. При этом он заговорил громче для того, чтобы она не догадалась об увеличивающемся между ними расстоянии:
- Нет, нет, нет и еще раз нет.
Он прибавлял громкости своему голосу с каждым шагом назад. Пока не уперся спиной в стену.
- Вас победят, - возразила Герти. - Вас раздавят. Вас... вас...
Кэллинен поднял и вскинул винтовку. Конец дула заблестел в темноте.
- Что вы делаете? - спросила Герти.
Он не ответил. Он попытался представить себе, что сейчас произойдет, но у него ничего не вышло; блестящее дуло неуверенно дрожало.
- Вы сейчас меня убьете, - сказала Герти. - Но это решение вы приняли в одиночку.
- Да, - прошептал Кэллинен.
Он медленно опустил винтовку. Зря Маккормик оставил в живых эту сумасшедшую, но он, Кэллинен, не имел права ее пристрелить. Он поставил винтовку в угол. Поболтал свободными руками. Герти приближалась к нему, вытянув руки, на ощупь, в темноте. Она оказалась довольно высокой, поскольку ее пальцы уткнулись ему под мышки. Пиджак Кэллинена был расстегнут, а жилетку он не носил. Герти принялась тискать ему бока, постепенно спускаясь к талии. Руки Кэллинена обняли англичанку. Она залезла под пиджак, обняла его, прижалась к нему, лаская мускулистые лопатки. Затем одной рукой проследовала вдоль костлявого и узловатого позвоночника, а другой начала расстегивать рубашку. Ее ладони скользили по влажной коже ирландца, под ее пальцами перекатывалась грудь колесом. Она потерлась лицом о его плечо, пахнущее порохом, потом и табаком. Ее волосы, светлые и мягкие, щекотали лицо мятежника. А некоторые залезли даже в ноздри. Ему захотелось чихнуть. Он чихнул.