— Начали русские школы закрывать, а дочка у меня — учитель русского языка. Работы лишилась. И смотреть стали косо. Тут от Юрия Александровича письмо приходит. Квартиру продали за бесценок. Собрались и поехали.
Мы сидим в гостиной большого, с размахом построенного дома, комнат в шесть-семь. Не жилище — хоромы с полной обстановкой. Построили своими руками. У "матери Терезы" два сына. И она, кажется, счастлива. Впрочем, если может быть счастлива женщина, недавно похоронившая мужа.
— Не вынес он переселения.
Муж на Рязанщине не прижился. Тосковал по Казахстану. Втайне от семьи написал письмо тамошним друзьям-казахам. У них высокие посты. И получил ответ: "Приезжай, друг. Будет тебе и работа, и жилье".
А жене хотелось в России жить.
Зачах человек от ностальгии. И без того не очень здоров был. Помер.
В разговорах с переселенцами меня не раз озадачивали их слова: "На родине у меня тоже дом хороший был...", "Когда теперь еще побываю на родине..."
Мне, да и только ли мне, чьи предки безвыездно обитали в границах Новгородской республики со времен ее основания, понимать под родиной Чимкент или Тбилиси — как читать cправа налево.
— На родине у нас много друзей осталось, — говорит "мать Тереза", подливая зеленого чая в пиалу.
— А что же для вас Рязанская область, город Шилово?
— Прародина, — подсказывает Юрий Александрович.
— Нет, мои предки с Оренбуржья. Бежали в 30-м году от раскулачивания. У внуков моих неродившихся, наверно, Шилово как раз и будет родиной. А у меня (она сдержала горечь в глазах) — у меня ее теперь нету. Далеко осталась.
Мы вышли в сад "матери Терезы".
— Вот эту вишню с родины привезла.
Я сорвал и съел. И будто причастился к таинству.
Земли у "матери Терезы" немерено. Два мужика в доме — оба, повторяю, работящие. Сами сложили. По законам общины, Юрий Александрович им как рабочим завода кирпич, почитай, бесплатно выписал. А на обстановку и отделку по евростандарту заработали в Москве, на лужковских стройках.
С десяток домов переселенцев посетили мы, скажу наперед, и во всех нашли только женщин и детей. Мужчины — добытчики, как один работают от зари до зари. И наоборот, в слободке коренных рязанцев — мужиков полно по дворам и на улице, иные из окон вместе с бабами и старухами любопытствуют: кто идет? Опять чикмены шустрят чего-то! Понаехали! Понастроили!
Не в осуждение коренным жителям привожу здесь эти наблюдения — с большим пониманием того, что вовсе и необязательно с утра до вечера спину гнуть. Много ли человеку надо? Птица божья не пашет, не сеет, а сыта бывает. Чикмену, чтобы достичь таких высот в понимании бытия, придется прожить на этой земле не один десяток лет, дойдет, может быть, во втором-третьем поколении. А пока пусть они "шустрят" на радость всем нам.