Анджелина работала усердно, изо всех сил втыкая вилы в землю; время от времени она наклонялась, чтобы вытащить из земли корень или камешек и бросить его в кучу. На ней были перчатки, платок, ботинки с налипшей на них грязью и толстая юбка. Ее волосы уже здорово отросли и стали очень темными и вьющимися. Когда она наклонялась, под юбкой смутно выделялась дополнительная конечность.
— Что такое? — спросила она, выпрямляясь. Работа и холодный воздух добавили краски ее лицу, на сером фоне сада это было особенно заметно. Заправив под платок выбившиеся пряди волос, она спросила: — На что вы смотрите?
— Ни на что.
— Вы смотрите на меня. Почему? Вы знаете, что у меня под этим пальто — вы это видели, — так почему же вы смотрите?
Я сделал резкий выдох, пульс немного участился. Итак, сегодня придется об этом поговорить.
— Так что?
— Что — что?
— Вы это видели, но ни разу не говорили, что об этом думаете. — Теперь она вся раскраснелась, даже костяшки пальцев утратили свою белизну. — Джо, что вы думаете о моем близнеце?
Я смотрел на нее, не мигая, и не мог ничего ответить. Не мог выдавить из себя ни слова. Я сам не знал, что я об этом думаю. Я прочитал письма Лекси, поговорил с Пикотом, и какое-то смутное представление у меня сложилось, но я предпочитал о нем не думать. Оно было заблокировано в таком месте, куда я предпочитал не заходить.
— Так что?
Я стоял, избегая ее взгляда, потом по замерзшей земле прошел туда, где ветер слегка приоткрыл калитку, ведущую в переулок; за ней виднелась мощенная булыжником дорожка. Я подождал секунду или две в надежде, что придумаю, что сказать, но на ум ничего не приходило. Я закрыл калитку и привалил к ней камень, чтобы удержать ее на месте. Посмотрев еще раз сначала на калитку, потом на камень, повернулся к Анджелине:
— А знаешь что? Знаешь, когда мне станет лучше?
— Нет. А когда вам станет лучше?
— Когда найдут тело твоего отца. — Подойдя к двери, ведущей в подвал, я закрыл ее и стоял, стряхивая с рук грязь и глядя на распростершуюся над нами бесформенную облачную завесу. — Но я думаю, ты и так это понимаешь.
Пройдя на кухню, я открыл банку «Ньюки браун» и уселся за стол. За окном потемнело, облака заметно потяжелели, словно в любую минуту из них мог посыпаться град. Я сидел выпрямившись, уперев руки в колени, сердце глухо стучало. Я попытался читать газету, но не смог. На стене оглушительно тикали часы.
Через десять минут дверь открылась. Сначала я решил, что это ветер, но потом вошла Анджелина, принося с собой дождь и опавшие листья. Не видя, что я сижу в темноте, она принялась стряхивать грязь с ботинок, да так усердно, что можно было подумать, будто она сердится на пол. Она стянула один ботинок и уже собиралась приняться за второй, когда вдруг обнаружила мое присутствие. Она замерла на месте, стоя в одном ботинке и скосив на меня глаза.