«Лейтенант, лейтенант —
Желтые сапожки!
Если девка не дает —
Попроси у кошки!»
— но нам было не смешно.
Чем ближе к Москве, тем медленнее шел эшелон. Постоим, тронемся, проедем несколько километров — и снова стоп. Потом и вовсе свернули в объезд — так что я тогда полюбовался на столицу лишь издали, из Химок. Зато поговорить с москвичами довелось — они встречали эшелон на пригородных платформах: цветы, песни, объятия, расспросы. Мы поначалу больше отмалчивались. Но вскоре выяснилось, что москвичи прекрасно осведомлены о том, куда мы держим путь, — так прямо и говорили: едете на Дальний Восток, бить япошек. Вот тебе и военная тайна!..
Хотя за Волгой эшелон пошел ходче, все равно дорога заняла весь июнь. За бескрайними лесами тянулись бескрайние степи, потом горы и снова леса, и опять степи — и так день за днем, день за днем, — только в пути понимаешь, до чего же огромна наша страна. Зато за этот месяц мы успели отдохнуть и отъестся. Кормили хорошо: щи с мясом, каша на сале, чаю от пуза, вместо сахара фруктовая смесь. Помню, все очень много спали, буквально сутками напролет — проспали даже границу Европы и Азии, — то ли отсыпались за всю прошедшую войну, то ли высыпались впрок — за будущую.
По дороге я наслушался солдатских разговоров — большинство соглашалось, что бить самураев, конечно, надо. Вспоминали Порт-Артур и Цусиму, японскую оккупацию Приморья во время Гражданской войны, зверскую казнь Лазо, Хасан и Халхин-Гол. Ругали американцев, которые норовят загребать жар чужими руками. Гадали, какая предстоит война: большая или малая, длительная или короткая? Сошлись на том, что мы их, самурайских гадов, в порошок сотрем недели за четыре — то есть почти угадали. Но я, помню, подумал (да и не только я, наверно): до чего же обидно будет, уцелев на большой войне, погибнуть на малой.
Хотя за отставание от эшелона грозил трибунал, многие командиры под свою ответственность отпускали солдат, проезжавших родные места, повидаться с близкими. Бывало, что отставали и так, без спросу: кто случайно, прозевав отправление, а самые бедовые умудрялись во время стоянок столковаться с безмужними бабенками и сходить к ним «в гости» — а потом догоняли свой эшелон на пассажирских поездах, которые, в отличие от воинских, шли без задержек, по расписанию. Кого поймали на самовольной отлучке — упекли на «губу», хотя, конечно, никаких трибуналов не было: поди докажи, что солдат отстал нарочно.
В Омске нас наконец помыли в гарнизонной бане — после двух недель пути это был праздник. В следующий раз искупались уже в Байкале — дорога шла берегом, и когда эшелон остановился перед семафором, солдаты с улюлюканьем высыпали из теплушек и бросились в озеро, но сразу выскочили, как ошпаренные, обратно: даже в разгар лета вода была ледяная, — а потом долго пели «Славное море, священный Байкал» и «По диким степям Забайкалья».