До границы шли около недели — днем и ночью, с короткими привалами, спали всего часа по три, по четыре — так что под конец марша буквально валились с ног от усталости, засыпали на ходу. По ночам степь будто клокотала танковыми и автомобильными моторами, темноту полосовали лучи фар и прожекторов, — но даже этот лязг, рокот и гул были не в состоянии заглушить топота пехоты. Днем мела песчаная поземка, вездесущий песок набивался повсюду — в глаза, в еду, в воду. Повезло тем, у кого, как у меня, котелки были немецкие, трофейные, с крышечкой — а наши, открытые и круглые, приходилось прикрывать пилоткой, газетой, а то и просто ладонью, и все равно каша была пополам с песком. Впрочем, от убийственной жары еда не лезла в глотку, не хотелось даже курить — только пить! Жажда душила. Вода — строго по норме. У редких встречных колодцев выставлена внушительная комендантская охрана. Бесконечные марши слились в нечто, не делимое на день и ночь. Когда наконец дошли до границы — повалились без сил и проспали целые сутки.
А уже на следующее утро весь личный состав бросили на земляные работы. Ископали все окрест — окопы, траншеи, ходы сообщений, землянки, укрытия для машин. Солдаты ворчали — зачем? разве не собираемся наступать? Но тут офицеров вызвали в штаб и устроили головомойку — за разговоры о предстоящей войне. Было категорически приказано всякую болтовню о наступлении прекратить. Армейская печать запестрела заметками об обороне. Не знаю, удалось ли таким образом усыпить бдительность самураев, но нас это точно не обмануло.
Тем временем в дивизию прибывало пополнение. На призывников 27-го года больно было смотреть — «дети войны», хилые, выросшие на голодных тыловых пайках, кожа да кости. Да и прибывшие из резерва Забайкальского фронта казались заморышами — тощие, в поношенном обмундировании, в обмотках — неслыханное дело для нас, фронтовиков. Так что само собой возникло негласное деление на «западников» и «восточников». Правда, нос мы особо не задирали — все понимали, что, пока мы дрались на Западе, они здесь, на Дальнем Востоке, прикрывали нам спину. Японцы постоянно прощупывали здесь нашу оборону — сколько было нарушений границы, сколько обстрелов, сколько тревог. Самураи притихли только после Сталинграда.
Да и лиха «восточники» хлебнули не меньше нашего. Забайкальский фронт не только прозвали «тыловым», но и снабжали по скудным тыловым нормам — 360 грамм хлеба в день, жидкий суп — вода на воде, — никакого приварка. Многие не выдерживали и сбегали от голода, от цинги на запад — воевать. Знали, что поймают и отправят в штрафбат, но сознательно шли на это — уж лучше погибнуть в бою, чем загнуться от голодухи…