заиграла». Здесь и без того дорог не было, а теперь и тропы развезло — грунт расквашен и плывет под ногами, машины буксуют, пехота выталкивает тяжелые «Студеры» на подъемах — и тогда над Большим Хинганом, над перевалом Джадын-Даба, разносится русское: «Раз-два, взяли! Еще раз, взяли!» — и придерживает на спусках, а горы все не кончаются — гряда за грядой, ущелье за ущельем — ширина Хинганского хребта достигала здесь 300 километров. Когда, наконец, одолели перевал, спускаться с него оказалось, может, и веселее, чем подниматься, но ничуть не легче — крутизна уклонов достигала 45, а то и 50 градусов, грузовики скользили вниз по мокрым склонам, как в гололедицу, и не всегда удавалось удержать их на веревках — я видел, как полуторка сорвалась в пропасть и разбилась как спичечный коробок, едва не утащив с собой солдат, которые до последнего не хотели бросать канаты.
Грозы и проливные дожди не прекратились даже когда мы наконец спустились с гор на Маньчжурскую равнину. Все вокруг залито водой, распутица страшенная, даже танки вязнут в непролазной грязи, не говоря уж об автотранспорте, погода нелетная — днем порой так темно, что приходится включать фары. Дышится тяжело — испарения, воздух волглый. Вышедшие из берегов реки затопили окрестные поля, шоссе размыто, так что танкам пришлось двигаться по железнодорожной насыпи, прямо по рельсовой колее. Потом уперлись во взорванный мост — пока примерялись, где лучше форсировать бурный поток, на том берегу появились китайцы и, рискуя жизнью, вплавь перетащили через реку прочные канаты для переправы. В другой раз, когда наш авангард вынужден были остановиться перед взорванной дамбой, местные жители вновь пришли на помощь — вместе с саперами, бегом, таскали камни, гравий, землю и скоро залатали провал. Предупреждали они и о японских засадах.
Словом, встречали как освободителей. Помню, когда мы вошли в большой город Ванемяо, китайцы и монголы приветствовали нас восторженными криками «Шанго!» («Хорошо!») и «Вансуй!» («10 000 лет жизни!»), размахивали красными флагами, чуть ли не бросались под гусеницы; наши махали в ответ — пилотками, касками, танковыми шлемами. Китайцы зазывали к себе, норовили угостить — хотя сами нищие, многие в бумажных куртках и штанах, расползающихся под дождем. Масса бездомных, в том числе и детей. Кругом грязь, вонь, мусор, стоки нечистот — так что прививки от холеры нам делали не зря.
Публичных домов под красными фонарями больше, чем харчевен. Солдат сразу предупредили — в бардаки ни ногой: от срамной болезни никакие прививки не спасут, да и вообще, это порочит советского воина. Они, конечно, ворчали: мол, сколько ж можно без бабы? Еще категорически запрещено было пользоваться рикшами — негоже человеку ездить на человеке. За такое могли и на парткомиссию вызвать, а то и просто по шее накостылять…