Тем временем в дивизионной газете напечатали разъяснение Генерального Штаба Красной Армии: хотя микадо еще 15 августа заявил по радио о капитуляции, приказа сложить оружие он Квантунской армии не отдал, многие ее части продолжают оказывать сопротивление, поэтому наши наступательные операции продолжатся. Действительно, многие японцы предпочитали смерть плену — кто стрелялся, кто норовил с миной в руках броситься под наши танки, были случаи убийства парламентеров, отдельные группы смертников у нас в тылу продолжали драться до самой осени. Но ни то что приостановить, — даже замедлить стремительного наступления советских войск они уже не могли.
Вот только нашей дивизии не повезло — от Ванемяо танкисты двинулись дальше, на Порт-Артур, а нас оставили охранять штаб Забайкальского фронта. Разумеется, досадно было — мы-то надеялись собственными глазами увидеть легендарный город, мечтали спеть: «И на Тихом океане свой закончили поход». А вместо этого — тыловая рутина: патрулирование и караульная служба, охрана штаба, складов, железной дороги. Правда, несколько раз приходилось ликвидировать в окрестностях Ванемяо отряды японских смертников — вот так же мы в Восточной Пруссии охотились на «вервольфов». А еще вокруг пошаливали хунхузы — местные разбойники, — нападали на банки, деревни, даже на склады, охраняемые советскими часовыми — один раз ранили ножом нашего солдата, в другой — вырезали целое китайское селение, жутко надругавшись над телами и оставив в живых — будто в насмешку — лишь одинокого дряхлого старика. Был еще такой случай: хунхузы, переодевшись в советскую форму, ограбили и убили китайскую семью, но уйти не успели — наши солдаты обложили их в доме, бандиты долго отстреливались, пока наши не проникли внутрь через крышу и не перестреляли всех до одного. Банда оказалась разноплеменной — кроме китайцев и маньчжур, были там еще и двое русских парней — сыновья белоэмигрантов.
Кстати, неподалеку от Ванемяо нам однажды довелось переночевать в настоящей казачьей станице — здесь обосновались белые казаки, ушедшие за границу в конце гражданской войны. Встретили они нас хлебом-солью и благодарственным молебном; нам тоже приказано было относиться к ним корректно. Крепко выпили за длиннющим, уставленным снедью столом, прямо на площади; потом нас разобрали по домам. Помню, хозяин — седой, с серьгой в ухе забайкальский казак — допоздна рассказывал нам о несладкой жизни на чужбине, жалел, что смолоду бежал из родной страны, говорил, что хочет вернуться, проклинал атамана Семенова, снюхавшегося с японцами. Рассказал и такую историю. Вскоре после начала Отечественной войны в город Маньчжурию прибыли немецкие офицеры-инструкторы — делиться с японцами опытом. Были там и казаки-семеновцы. На банкете союзнички перепились и начали похваляться друг перед другом. Немцы говорят: разобьем Россию, завоюем весь мир. Японцы: нет, это мы создадим Великую Азию до Урала! Белоказаки слушали-слушали, а потом и говорят: «Брешете, суки, никогда вам Россию не одолеть!» Что тут началось! Шум, скандал, драка, даже стрельба. Казачьих офицеров потом судили и разжаловали. Да только, выходит, правы они оказались…