В вокзальной суете (Худолей) - страница 11

А пока был бал, выпускной бал. Золушка на него появилась в дорогом красивом наряде. Мы с матерью в тот день играли в одной команде. Принц специально к этому дню сшил себе новый кремовый китель из чесучи и выглядел божественно. А мне было грустно. Я знала, что сказка кончается. Когда я пела свой прощальный вальс, написанный мною к этому дню на мои слова, я очень боялась заплакать…

Помнишь прощальный вечер,
школьного вальса звуки?
Помнишь последнюю встречу
перед большой разлукой?
Школа, милая школа,
как ты нам дорога!
Здесь мы учились,
здесь мы мечтали,
здесь росли.
Вместе росли, в школу пошли.
Десять классов пройдено с вами, друзья.
Помнишь родную парту?
Помнишь знакомый класс?
Помнишь, как старый учитель
в путь напутствовал нас?
Где бы ты ни был, товарищ,
школу свою не забудь.
Здесь мы делили
радость и горе,
старый друг.
Вместе росли, в школу пошли.
Десять классов пройдено с вами, друзья.

Перебирая свои бумажки, письма тех лет, я нашла свое стихотворение. Оно без даты. Это черновик. По — моему, оно может относиться к июню 1954 года, незадолго до моего отъезда в Краснодар на вступительные экзамены в мединститут. При всей его наивности, как сильно оно отличается от тех юношеских стихов, где главным героем был Анатолий! Этот мой офицерский вальс был этапом моего взросления.

Мы так немного друг о друге знали.
Мы были далеки и непохожи.
Мы не вздыхали, писем не писали,
друзьями не были, товарищами тоже.
И общего у нас с тобою мало,
что интересы, взгляды, даже цели.
Ты счастлив был. Мне что‑то не хватало.
Мы даже спорить толком не умели.
Ваш брат, известно, любит рвать цветы.
Сорвав, бросать безжалостно и грубо.
Но как упал до этой роли ты,
тот, в ком я так старалась видеть друга?
Допустим, ты хотел себя развлечь,
не требуя, ни прав, ни обязательств,
не тратя то, что следует беречь,
ни даже слов для ложных доказательств.
Так у тебя. Но что тогда со мной,
рассудочной, холодной, даже злой,
уверенной, что это все пустое
и никаких душевных мук не стоит?
Так значит все же теплилась надежда
и тлел огонь, не нужный никому?
Метала бисер под ноги невежде…
Зачем? Зачем… Никак я не пойму.
Имела что? Непонятые грезы?
Холодный поцелуй? Спокойный вид?
Сознание нелепости? Но что же,
что это там внутри меня болит?

И там же, в тех же бумагах той поры черновик моего письма Анатолию. Скорее всего, писанный двумя — тремя месяцами раньше. «Мы должны расстаться. Иначе это было бы оскорблением памяти того хорошего, что было раньше. Оно было на самом деле хорошо, но прошлым жить нельзя, а настоящего нет.

… Причина нашего разрыва не только третий. Это последний толчок. Причина глубже. Думаю, что ты согласишься со мной: неудовлетворение, отчуждение мы почувствовали почти одновременно…