Зал меня смутил. У меня уже были концерты, но в небольших залах. Для камерного пения этого было вполне достаточно. Я с большим предубеждением отношусь к усиливающей аппаратуре и считаю, что ни она мне не нужна, ни я ей. Будет ли меня слышно в таком зале? Еще тревожнее мне стало, когда этот зал заполнился и даже переполнился. В первых рядах сидели дети с цветами со своих палисадников. Они бегали, громко кричали. Правый задний угол абонировала явно пьяная публика, которая столь же оживленно и громко возвещала об этом басом.
Наконец концерт начался. Мы с мужем сели в четвертом ряду на крайние к проходу стулья. Вел концерт Анатолий. Он был художественным руководителем этой группы, организовал эту гастроль, обеспечил ее финансовую сторону. Но, вероятно, он хотел быть равным по вкладу в общее дело на сцене. Он рассказал залу, как только что встретил в фойе свою соседку. Старушка его узнала и рассказала, как нянчила его, когда мать отлучалась из дома. Он пригласил ее на сцену, подарил ей цветы, они расцеловались.
Артисты работали на совесть. Прекрасные сильные голоса профессионалов. Солисты во фраках, смокингах. Очень снисходительны к публике, с удовольствием откликаются на бис. А ведь устали — двадцатый концерт за две недели. И все‑таки в зале
шумно. Правда, детей убрали с первых рядов, и туда сели старики, что пришли попозже. Галерку справа, похоже, разбирало в тепле. Мне было по — прежнему тревожно.
И вот солист пропел бельканто «Гори, гори, моя звезда». У меня есть стихотворение на эту тему, которое предполагала сегодня читать. Хорошо бы сразу после романса. Но нет, с этого начинать нельзя. Пение слышно лучше. Вначале — петь.
— …вот там в четвертом ряду сидит женщина, которую я люблю всю жизнь…
Зал затих. Он начинает рассказывать, кто я такая: хирург, преподаватель мединститута вот уже более четверти века, доктор медицинских наук. Я же — автор стихов, песен, романсов, исполняю их на концертах, что сделаю и сейчас. Я шла на сцену в какой‑то неестественной тишине, а когда вышла и встала на самом ее краю, тишина была совсем гробовая. Нет, ребята, так нельзя. Я же буду петь о любви, и люди должны быть с теплыми душами. А от этой тишины веет холодом. Действительно, что это за чудо такое — поющий профессор. Если ты профессор медицины
— так лечи, а если поешь, так при чем здесь медицина. Непонятно все это людям.
— А что, не каждый день поют со сцены профессора- хирурги?
Легкий шумок, почти вздох облегчения. Заулыбались. Я подтвердила сказанное Анатолием. Совсем коротко, но убедительно.