Она подошла к двери в подъезд, он улыбнулся и помахал ей.
Она открыла дверь и увидела старинный лифт — дверцы его были открыты, и старик привратник тоже улыбался. Они, видно, все ходили в одну школу, где учат обаянию. Она вошла в лифт и сказала привратнику: «Шестой, пожалуйста», и тот пустил кабину вверх. Когда входная дверь поехала вниз, Мэри на мгновение в последний раз увидела молодого человека, который, все еще улыбаясь, стоял во дворе, а за ним стояли две хорошо одетые девушки и сверялись с бумажкой, которую держали в руке. На бумажке в ее руке значилось: «Шесть, герр Кёниг». «Странная штука, — подумала она, засовывая бумажку в сумку. — Со мной получается как раз наоборот. Когда я боюсь, я ни черта не забываю. Например, помню номер машины. Или номер второго „мерседеса“, шедшего за нами. Или что на шее у водителя лежала прядь крашеных черных волос. Или что девушка была надушена „Опиумом“, — Магнус всегда настаивает, чтобы я ездила с ним в поездки под открытым небом. Или что на левой руке молодого человека было толстое золотое кольцо с красной печаткой».
Дверь в квартиру была открыта. Медная дощечка под номером гласила: «АО Интерганза Австрия». Мэри вошла, и дверь закрылась за ней. Снова девушка, но уже не хорошенькая. Угрюмая сильная девчонка с плоским, славянского типа лицом и резкими манерами человека, не принадлежащего ни к какой партии. Насупясь, она кивком головы показала Мэри, куда идти. Мэри вошла в мрачную гостиную — там никого не было. В дальнем конце комнаты были другие двери — тоже раскрытые. Мебель была старовенская, подделка. Она вдруг почувствовала эротическое возбуждение, какое владело ею на собрании Ассоциации жен. «Он сейчас велит мне раздеться, и я послушаюсь. Он подведет меня к кровати с четырьмя колонками и красным балдахином и велит лакеям изнасиловать меня — ради собственного развлечения». Но в следующей комнате не было кровати с четырьмя колонками — это была такая же гостиная, только в ней стоял письменный стол, два кресла и кофейный столик с кучей старых номеров журнала «Вог». Больше там ничего не было. Разозлившись, Мэри повернулась, намереваясь отлаять плосколицую славянку. И вместо девчонки обнаружила его. Он стоял в дверях и курил сигару — Мэри на какой-то миг была озадачена тем, что не чувствует запаха, в то же время она нутром понимала, что ничто в нем никогда не способно ее удивить. В следующее мгновение аромат сигары приблизился, и она уже пожимала его вялую руку, словно они всегда так здоровались, встречаясь при полном параде в венских квартирах.