«Как бы получше распорядиться таким могуществом? — думал он. — Кому уделить от него? Оставить ли в живых тетю Нелл или убить за то, что называет меня „своей канареечкой“?» Он остановил свой выбор на миссис Баннистер, кухарке.
— Тетю Нелл шатает, когда она прикладывается к бутылке, — поведал он миссис Баннистер, стараясь передать эту новость в тех самых выражениях, что так ужаснули Дороти. Но тетя Нелл не умерла, а миссис Баннистер уже знала про бутылку и дала ему подзатыльник за замечание, столь наглое. И что было совсем плохо, она, видимо, передала все дяде Мейкпису, который в тот же вечер посетил их тюремный флигель, что позволял себе довольно редко, и долго ругался там, пыхтя и потея и тыча пальцем в Пима, обличая зло в образе Рика. Когда он наконец ушел, Пим переставил кровать, загородив ею дверь на случай, если Мейкпис решит вернуться и порычать еще немного, но тот так и не вернулся. Тем не менее подрастающий шпион извлек из этой истории один из первых уроков: в опасном разведывательном деле важно помнить — все люди — болтуны.
Следующий усвоенный им урок был не менее поучительным и касался опасностей, подстерегающих всякого, пытающегося наладить связь на оккупированной территории. К тому времени Пим ежедневно писал письма Липси, опуская их в почтовый ящик у задней калитки. Письма эти, как ни стыдно сейчас ему в этом признаваться, содержали бесценную информацию, переданную почти в открытую, без всякого шифра: как проникнуть в «Поляны» ночью; в какие часы он упражняется на свежем воздухе; карты и планы; психологические характеристики его гонителей; деньги, которые он скопил; точное расположение вражеских постов; как пробраться через задний двор и где хранится ключ. «Меня похитили страшные разбойники», — писал он, вкладывая в письмо рисунок: тетя Нелл и вылетающие у нее изо рта канарейки — как доказательство повседневных ужасов, его окружающих. Загвоздка была лишь в одном: не имея адреса Липси, Пим надеялся лишь на то, что на почте знают, как ее разыскать. Но доверился он не тем, кому следовало. В один прекрасный день почтальон передал всю пачку этих секретнейших донесений в собственные руки Мейкписа, призвавшего к себе мамашу № 1, в свою очередь призвавшую Пима к совершению искупительного наказания, несмотря на все его хныканья, слезные мольбы и льстивые заверения. Пим порку ненавидел и не проявлял должного мужества, когда над ним нависала угроза расправы. С тех пор он довольствовался лишь высматриванием Липси в автобусах и униженным расспрашиванием проходивших мимо задней калитки, не встречалась ли им Липси. С особым пристрастием расспрашивал он полицейских, которым привык теперь щедро дарить улыбки.