— О Господи, — давясь пивом, воскликнул я, — что это?! Ферментированное машинное масло?
— Вроде того, — расхохотался отец, выхватывая у меня бокал. — Это тебе не американское пиво. Но ты ведь его еще не пробовал, верно?
— Конечно нет, — ответил я, заговорщически подмигивая отцу, хотя это было чистой правдой.
Папа предпочитал считать меня рисковым и предприимчивым, таким, каким в моем возрасте был он сам. Мне было выгоднее ему подыгрывать, и я не пытался его разубеждать.
Я выдержал краткий допрос относительно того, как нашел дом и кто меня туда отвел. Поскольку я уже знал, что гораздо проще умолчать о некоторых деталях, чем придумывать новые, я с честью выдержал испытание. И естественно забыл упомянуть о том, как Червь и Дилан обманом заставили меня шагнуть в овечье дерьмо, а потом сбежали, не дойдя полмили до цели путешествия. Папа, похоже, остался доволен тем, что я уже успел завести знакомства среди ровесников. Наверное, я также забыл рассказать ему о том, что они успели меня возненавидеть.
— Ну и как тебе дом?
— Куча мусора.
Он поморщился.
— Прошло очень много времени с тех пор, как в нем жил твой дедушка…
— Ага. И не только он.
Отец закрыл компьютер, что было верным знаком того, что он полностью переключил внимание на меня.
— Я вижу, ты разочарован.
— Я пролетел тысячи миль не для того, чтобы найти дом, полный жутковатых обломков.
— Что ты собираешься делать?
— Искать людей, которые смогут мне хоть что-нибудь рассказать. Кто-то должен знать, что случилось с жившими в доме детьми. Я думаю, некоторые из них еще должны быть в живых. Если не здесь, то на большой земле. Пусть даже и в доме престарелых.
— Конечно. Это идея, — неуверенно произнес папа и, помолчав, добавил: — Как тебе кажется, приезд сюда поможет тебе лучше понять, кем был твой дедушка?
Я задумался.
— Не знаю. Наверное. Но атмосфера тут особенная.
— Вот именно, — кивнул папа.
— А как насчет тебя?
— Я? — Он пожал плечами. — Я очень давно перестал пытаться понять своего отца.
— Грустно. Разве тебе не было интересно?
— Конечно, сначала мне было интересно. Но спустя какое-то время любопытство угасло.
Я почувствовал, что разговор начинает причинять мне некий дискомфорт, но все равно продолжал настаивать:
— Почему?
— Когда тебя долго не впускают, ты отчаиваешься и перестаешь стучаться. Ты меня понимаешь?
Он почти никогда так со мной не разговаривал. Возможно, его теперешняя откровенность объяснялась воздействием пива или тем, что мы находились так далеко от дома. А может, он решил, что я уже достаточно взрослый и со мной можно кое-чем поделиться. Как бы то ни было, я хотел, чтобы он продолжал говорить.