Понимал ли я, что суд будет настолько безразличным к закону? Нет! Я не сомневался, что в тюрьме, в рамках «предварительного следствия», меня могут продержать достаточно долго. Но осудить? Без каких-либо доказательств нарушения уголовного закона? Никогда!
Почему я был уверен, что не нарушал уголовный закон?
К тому времени уже много лет, прежде чем подписывать какие-либо документы, я их «прогонял» через кучу специалистов (юристов, бухгалтеров), потом все проверялось аудиторами. Конечно, спорные вопросы и по гражданскому, и по налоговому законодательству были. Мы часто судились. Что-то выигрывали, что-то проигрывали, но дистанция между спором в гражданском суде и нарушением уголовного закона — гигантская (если мы говорим о законе).
Существует миф, что мы в свое время «крутили судами, как хотели». Это абсолютная неправда. Недаром за восемь с лишним лет после моего ареста ни одно судебное решение, принятое в бытность моего руководства компанией ЮКОС, не отменено. То есть каких-то нарушений, которые вызывали бы возмущение своей несправедливостью, не было.
Более того, утверждаю, что и Ельцин относился к судам достаточно «бережно». Ситуаций, когда он или по его указанию «прожимали» бы суды на явно противоправные решения (во всяком случае, в сфере экономики), я вообще не помню.
То есть моя наивность в отношении судебной власти, возможно, непростительна, но во всяком случае объяснима.
Принципиальная разница первого и второго дела для меня заключалась в том, что в первом процессе я верил судебной системе. Но понимая возможности административного давления, я не предполагал, как мощно и без оглядки на закон будет продавливаться нужное власти решение. Я еще был в плену иллюзии о наличии каких-то судебных правил, считал, что адвокаты знают их лучше. Оказалось, что таких правил просто нет.
Осознание того, что прежние правила остались в прошлом, пришло ко мне позже, когда «первый этап» окончился.
Второй процесс начинался при полном осознании мною условий беспредела. Однако я также уже понимал, как мои оппоненты будут истолковывать те или иные мои шаги. В частности, принципиальный отказ от защиты был бы ими истолкован как отсутствие возражений «по существу».
Именно поэтому «политическую составляющую» я вынес за пределы зала суда (кроме последнего слова) и жестко играл на правовом поле. Причем в отличие от первого процесса, где по совету адвокатов моя позиция делилась между процессуальными и материальными (по существу) вопросами, — здесь я вообще ушел от процессуальных аспектов, оставив их всецело адвокатам и Платону, и, раз за разом, бил в одну точку: бред, абсурд, фальшивка, вы сами не способны объяснить то, что написали.