Потом в кузов полезли мы сами и шестеро камуфлированных ребят. Не скажу, что это были «вооруженные до зубов бандиты», как любят выражаться наши газетные коллеги. В смысле насчет «до зубов». На шестерых приходилось шесть «калашей» с подствольниками, два РПГ, у каждого в «разгрузках» по пять-шесть магазинов. Гранат не видел. Всего-то минут на пятнадцать хорошего боя. Еще два «калаша» были в кабине — у водителя и командира. Я так понял, что в кабину сел командир — кто же еще?
С нами в кузове — ребятки как ребятки. Худые, загорелые. Никакого показного свирепства, солнцезащитных очков, поднятых в сгибе локтя пулеметов и всяких прочих понтов, которые наблюдались у масхадовской охраны в Хасавюрте-96 (пакт Лебедя — Масхадова). Справедливости ради надо сказать, что тогда было много телекамер, а здесь только одна, да и та в виде багажа.
Нет, эти не понтовались, они просто ехали на работу. Мы были им интересны. Но так, слегка.
Вносили некоторое разнообразие в их боевые будни. Люди из Москвы, в которой они сами никогда не были и никогда не побывают (да-да, то, что всего через три года случится «Норд-Ост», тогда и в голову не приходило; Ансалту захватили — уже ЧП, а Буденновск и Кизляр казались дикой случайностью). И неприязни, проявленной вчера «горными инструкторами», тоже не было. Пожалуй, они смотрели на нас так, как смотрели советские люди 70-х на интуристов — немного с завистью, немного с восхищением, немного с подозрением, сами невольно подтягиваясь и стараясь казаться лучше.
Так вот, в кабине сидел командир. А с нами в кузове тоже был командир. Помладше. И тут я сделал интересное для себя открытие. Понял, каков в этом кузове наш статус. Статус — это, знаете ли, важный момент в таких обстоятельствах. Так вот, мы для них были не гостями, не заложниками, не клиентами и т. д. Мы были для них — второй группой. Со своими целями и задачами. Да, они, наверное, отвечали за нас. Может быть, за нашу безопасность, хотя как тут вообще можно отвечать за безопасность. Может быть, и даже наверняка, они отвечали за то, чтобы мы не узнали, чего не следует, не рыпнулись, куда не надо (Надиру не надо). Очень может быть, у них был приказ в случае чего — секирбашка. Но все-таки мы были второй группой (ох, «пирэс-канфирэнсия»).
Знаете, как я это понял? На Востоке очень большое значение имеет понятие «старший». Вы все хоть раз видели на улицах мирных городов военный грузовик с солдатами. Кто сидит у заднего бортика? Правильно, сержанты и дембеля — старшие. Потому что это — лучшие места, оттуда гражданская жизнь видна, девушки. А молодняк запихан вглубь. Так вот одно такое место занял их старший, а другое было предложено мне. Не второму по статусу среди них, а именно мне. То есть я тоже был признан старшим. Старшим в своей группе. Значит, мы — равноправный (или почти) с ними коллектив. И не важно, что в данном случае с этих мест не видно было гражданской жизни, тем более девушек. Это предложение — на уровне рефлекса.