Но и Голобля иногда намекал, что придется расстаться. Все же, считаю, Заремба не собирался уходить из театра, где имел непосредственный контакт со зрителем и мог совершенствовать актерское мастерство, и директор не хотел отказываться от своего «выгодного приобретения».
Да и где Зарембе было бы лучше? У него был постоянный дублер, работа в «Колизее» не мешала сниматься в кино. Голобля же имел обеспеченный сбор в пьесах с участием популярного артиста, кумира молоденьких девиц.
Однако ссоры и закулисная борьба продолжались. Конечно, Заремба особенно не зарывался, но противоречил директору, где только мог. В прошлом сезоне, под конец мая, пресса напала на Голоблю за неудачную постановку «Гасдрубала» (пьеса прошла всего четыре раза), в министерство посыпались жалобы на директора. Сведущие люди рассказывали, что кто-то из актеров ходил на Краковское Предместье и просил снять Голоблю. Не знаю, правда ли, я особенно не вникал, но театр просто гудел от сплетен.
Во всяком случае, на одном собрании (может, как раз на репетиции «Мари-Октябрь» к открытию нового сезона) директор заявил, что, как ему известно, в театре есть люди, которые хотят ему напакостить, но ничего, мол, у них не выйдет. И добавил, что знает организатора, бросив при этом выразительный взгляд на Зарембу.
Мариан в долгу не остался и парировал: «Если вы, пан директор, имели в виду меня, то напрасно себя так высоко ставите. Я такими пустяками не занимаюсь». Голобля буркнул, что он фамилий не называл, но кое-кто сам отозвался.
За три дня до убийства директор и Заремба на репетиции снова не на шутку сцепились. Марнан поспорил с режиссером из-за какого-то пустяка. Голобля, как всегда, вмешался, и, конечно, не на стороне Зарембы, хотя, как мне помнится, актер был прав. Как часто бывает, ссора разгорелась вовсю, а про повод к ней скоро забыли. И директор, и Заремба говорили о чем угодно, только не по существу спора.
Мои отношения с директором складывались, как я сказал, нормально. Правда, он сваливал на меня вину за все неудачи, свои и чужие, но я особо не огорчался, а выбрал такую тактику: слушать и не оправдываться. Это все равно бесполезно и только затягивает спор. Благодаря моему спокойствию Голобля быстро отходил после каждой вспышки, и между нами снова воцарялся мир. Я считаю, что директор по-своему мне симпатизировал.
Ведь добился же он, чтобы с начала сезона мне повысили зарплату, чуть ли не одному во всем театре.
Я его во всех отношениях устраивал. Как на помрежа он мог на меня безоговорочно положиться, а в то же время под рукой у него был человек, на котором можно подчас сорвать досаду. Да вот и в день убийства, двадцать восьмого сентября, он устроил мне скандал по поводу злополучного пугача, а ведь это было уже двадцатое представление после неудачного просмотра. Просто Голобля был не в духе и искал предлога, чтобы разрядиться.