— Вот оно как, — кивнул Руфиний, который прекрасно был обо всем осведомлен. — Это наводит меня на мысль… Но пока об этом говорить не будем. Садись. Выпьем, поговорим и еще выпьем. Человека не узнаешь, пока с ним не выпьешь.
III
Теплый свет зажженных свечей приобретал нездоровый, гнилостный оттенок, попадая на лицо и руки девушки, лежавшей на кровати: настолько бледна она была. Лишь волосы, разметавшиеся по подушке и мокрыми прядями прилипшие к изможденному лицу, сохранили огненный цвет. Слабое пожатие холодных, тонких, словно соломинки, пальцев.
— Я сейчас уйду, а ты спи, — сказал Грациллоний, ощущая полную свою беспомощность.
— Спасибо, что навестил, — прошептала Нимета.
— Да что ты, я буду приходить при первой возможности. И завтра приду. Только выздоравливай. — Он постарался улыбнуться. — Это мой приказ, слышишь?
— Да. — Она глянула на выпуклость, выпиравшую из-под простыни. — Если она мне позволит.
— Что?
— Вон та огромная пиявка. Она еще не до конца раздулась.
— Молчи, — сказал он ошарашенно. Нельзя с такой ненавистью говорить о будущем ребенке. Это не по-христиански. Ребенок ни в чем не виноват. И ему следует со смирением принять своего внука.
Нимета яростно замотала головой:
— Если бы я могла избавиться от него…
С другой стороны над постелью склонилась высокая, одетая в черное фигура. Руна прикрыла рот девушки.
— Молчи, — повторила она. — Не гневи… богов.
— Спокойной ночи. — Грациллоний поцеловал влажный лоб, повернулся и вышел из комнаты вместе с Руной. Дочь проводила их взглядом до дверей.
В атриуме Грациллоний взял из рук прислуги свой плащ. Руна жестом приказала служанке удалиться. Когда они остались вдвоем, он заговорил по-латыни:
— По-моему, с тех пор, как я видел ее в последний раз, она выглядит получше.
Темноволосая голова согласно кивнула.
— И мне так кажется. Если бы не этот болван врач…
— Да? Я слышал, что вы его прогнали…
— Он собирался пустить ей кровь, и это после того, как судороги чуть не погубили ребенка. Нет, я прописала ей покой и питание, а теперь предсказываю, что она скоро пойдет на поправку.
Грациллоний посмотрел ей в глаза.
— Выкидыш был бы освобождением, — сказал он.
— Да. Сознаюсь, я на это надеялась. Ради Ниметы и ради… вас.
— С самого ее возвращения она выглядела все более больной, вы согласны?
— Да. Мы должны делать все, что в наших силах, для них обоих. Теперь не старые времена, когда родители могли выбросить нежеланное дитя на улицу.
Он помолчал.
— Вы были настоящим другом, — сказал он. — И я до сих пор удивляюсь, почему.
— Вы так и остались нашим королем, несмотря ни на что. Без вас мы ничто, мы просто все погибнем. — Чуть заметная улыбка заиграла на ее тонких губах. — Кроме того, вы весьма привлекательный мужчина.